Елена Асеева - Лан-Эа, властитель небес. Том второй

Я же не противясь, сей теплоте, перевел на сурьевича взгляд, уставившись на него снизу вверх, да усмехнувшись, проронил:

– Камал Джаганатх, но ежели Праматерь Галактика захочет моей гибели. Для нее моя охрана, моя опасливость ничего не станет значить, вы же это понимаете?

– Нет, нет, – весьма скоро отозвался Ананта Дэви и я сразу понял, что прав и он именно этого и боится. – Я убежден Праматерь Галактика не желает вашей гибели. Абы ваше рождение является самим по себе чудом, внегда разведенные способности творцов Веж-Аруджана и гиалоплазматических Галактик, сурьевича и схапатиху сызнова сошлись в одном создание. Уверен, Праматерь Галактика тока жаждет вызнать силу ваших способностей, кои быть может приближены к ней, вряд ли вас погубить, – он договорил с такой неуверенностью и коль дотоль опустив голову смотрел на меня, сразу ее подняв, перевел сам взгляд. И я внезапно понял, что Камал Джаганатх весь этот срок, оберегая меня, боялся ни мятежников Веж-Аруджана, ни маток-маскулине гиалоплазматических Галактик, а лишь ее – Праматерь Галактику… с силой, возможностями которой никто не мог совладать.

Я надрывно передернул плечами от волнения, и хотя стоящий рядом Никаль вновь пододвинул ко мне ближе, висящий в воздухе, поднос с едой, лишь оглядел ее, ибо ноне как-то не елось. Теперь я практически не испытывал голода того самого, который преследовал меня с рождения. Потому как установленное на гвотаке, межгалактической станции, находящейся в пределах системы Медуницы, оборудование, производящее для меня клеточный сок и его частое употребление, полностью решило данную мою проблему. Впрочем, сейчас я даже отказался от клеточного сока, все еще думая о разговоре с Ананта Дэви, и более ни чем не интересуясь.

Когда Камал Джаганатх покинул оскуй, меня доставили на нем до моих чертогов, дабы я обмылся, переоделся и одел вено, как символ моего статуса. Но вскоре, в сопровождении Дона и перундьаговцев, я вернулся к чертогам прабхи, абы там меня ожидали прибывшие, поколь не приступившие к кушаньям.

Днесь я вновь тягостно передернул плечами и с тем же надрывом качнул головой и, а после воззрился на главного дхисаджа. Он сегодня сидел за столом, как раз напротив меня, где зачастую располагался Ларса-Уту, определенно, чтобы я был у него все время на виду. Посему мне почему-то подумалось, что сюрпризы ноне еще не закончились…

Столовая прабхи была сомкнута с трех сторон стенами и потолком, и не имела четвертой стены, чей простор, выходил на широкую и длинную мостовую, нынче плотно набитую не только перундьаговцами, тарайцами, но и рабами негуснегести, впрочем, поместившимися почитай на грани с лесистой частью. На овальном столе внутри чертогов, опирающемся на одну массивную ножку, стояло множество всевозможных приборов, посуды, в которой находилось не менее замечательное количество еды. И это не только жидкие похлебки, щи, калья, тюря, рассольник, солянка, борщ, уха, ботвинья, джур, пигус, окрошка, таратор, но и почитаемые главным дхисаджем печености: пироги, пирожки, курниги, расстегаи, кулебяки, кокурки, коврижки, мусака, котлома. Также в знак прибытия Ананта Дэви на столе появились блюда перундьаговской кухни: белесые, розоватые, густые приправы, покачивающие от вязкости студни, заливные из рыбы, всевозможные каши, сметана, хлеб, вареники, бараний сычуг, кнедлики, бигос, голубцы, жаркое, плескавица, мясо под взварами и многое иное. Опять же в кувшинах стояли разные напитки: сбитни, квасы, кисели, компоты, морсы, соки, меды, лесные чаи, сурья, сыровец, и, скорей всего, явамад.

Камал Джаганатх сидел, справа от меня, несколько на развороте стола (абы всегда там располагался) на противоположной стороне поместился Арун Гиридхари (ровно приглядывающий за ним), как раз между прабхой и Ковин Купав Куном. Амирнарха усадили слева от меня, в достаточной близи, которую составлял вельми так суетящийся фитюльк. Эка не только подвесил возле своего хозяина сразу три подноса, но и удерживал в одной руке и на кончике длинного схожего с плеткой хвоста еще два блюда, заставленных тарелками, мисочками, блюдцами, плошками полными еды. Посему я, поглядывая на него, порой ухмылялся, ибо со стороны казалось, что слуга Раджумкар Анга Змидра Тарх боялся, что его хозяина объедят, потому нагрузился кушаньями впрок. Хотя сам амирнарх наблюдаемо не прикоснулся к еде, всего только сидел и пил (в том, поддерживая главного дхисаджа) сыровец.