Даниил Кислевский - Первый год. Чужая эра

Вадим Николаевич насмешливо хмыкнул и поспешил вынести ведро, а комендант закрыл дверь, сел на стул и вздохнул. Теперь он окончательно осознал, как же в радиорубке душно.

От бесконечной тоскливой скуки Михаил начал представлять себе путь доктора. Вот он идет по коридорам штабного этажа, неся ведро. Проходит мимо десятков людей, каждый из которых понимает – в этом ведре его, коменданта, отходы жизнедеятельности. Кто-то хихикает, кто-то тихо возмущается и острит. Вадим Николаич идет через пост охраны, идет через вахту и через цех, спускается на три этажа вниз. Доходит до границы, дальше которой уже никто не спустится. И, немного помедлив, выливает содержимое в бесконечную бездну лестничных пролетов небоскреба Башни. А затем идет назад. И десятки людей понимают, что он несет пустое ведро назад коменданту, чтобы тот снова сидел в своей клетке и ссал в него.

Михаилу опять стало стыдно и одновременно смешно.

Радио захрипело и тут же замолкло. Захрипело снова. Сердце Михаила забилось очень быстро, но в ту же секунду он понял – просто помехи. Значит, идет гроза. А значит – они уже близко.

В дверь снова постучали. На этот раз Михаил открыл сразу. Вадим Николаевич поставил ведро на порог.

– Разрешите войти, Миша?

– Да, конечно. Только… – замялся комендант

– Да-да-да. Протокол, я помню, – мягко перебил доктор и показал Михаилу датчик бета-волн. Убедившись, что все в порядке, Михаил пропустил доктора и закрыл за ним дверь.

Вадим Николаевич встал посреди комнаты и потянул носом воздух. Теперь он смотрел на невысокого Михаила с высоты своего роста и был похож на столб. От этого вот взгляда и роста Михаилу, да и всем в Башне, всегда почему-то становилось неловко.

– Ну и атмосферка тут у вас, Миша. Гадость, а не атмосферка.

Михаил развел руками и сел за стол.

– А почему не пьете? – укоризненно спросил доктор и ткнул планшетом на три стоящих рядом стакана.

– Сладко сильно, зубы ломит, – сказал Михаил извиняющимся тоном, и тут же мысленно сам себя пристыдил.

– А мне какое дело, Миша? Пейте.

– Хорошо, щас, – попытался отмахнуться Михаил.

– Нет, Миша. Вы вот прям сейчас пейте. Весь стакан.

Комендант вздохнул, но пререкаться дальше не стал. Подняв принесенный доктором горячий граненый стакан, он пристально в него посмотрел.

– Миша, это вам не игристое вино. Не выпендривайтесь. И на цвет не смотрите. Цвет у него… паршивенький.

– Как говно, – сказал комендант, но Вадим Николаевич только неодобрительно хмыкнул.

Михаил выдохнул, как заправский алкоголик, и в несколько глотков осушил стакан до дна. Вязкая, до безумия сладкая и теплая жидкость медленно пошла по пищеводу. Комендант поморщился.

– Миша, что вы кокетничаете? Все пьют. От этого пока никто не умер.

– Не успевают просто… – проворчал Михаил. Доктор перевернул ведро и сел на него. Положил на стол планшет, включил. Устройство запросило идентификацию отпечатков.

– Что там с погодой? – спросил комендант, глядя, как зеленая линия ползет под ладонью доктора.

– Прямо как напиток, – Вадим Николаевич достал сигарету и начал искать зажигалку.

Михаил вопросительно на него посмотрел, а затем указал на вентиляцию.

– Ой, я вас умоляю, Миша. Вреднее нам не станет, – пародируя одесский акцент, сказал доктор, – это я вам как врач говорю. Вы здесь в своих экскрементах по уши зачахнете. А дым – он хоть вкусный.

Это было против всех правил Башни. Курить в рубке категорически запрещалось. Еще вчера Михаил за такую вольность прилюдно отчитал бы виновника и оштрафовал пайком. Но сейчас он, сам изнывая от желания закурить, безвольно поддался доктору, словно бы никакой ответственности на нем и не было.

– Ладно, хрен с ним, дайте и мне тогда.

Михаил закурил и протянул доктору свою зажигалку. Планшет пискнул и начал выдавать данные. Пуская дым, комендант и доктор склонились над устройством.

Картина вырисовывалась отвратительная. На город двигались два грозовых фронта: один со стороны разрушенной ГЭС, а второй – с холмов, со стороны бывшего Канска. Просто так этого быть не могло, и оба это прекрасно понимали. Впрочем, датчики с улиц и площади вокруг Башни молчали, молчали и системы периметра. Все это было странным и тревожным.

– Сильная пыль плюс помехи. Видимость не более двухсот метров. Да и дождик пойдет. Пыль прибьет, но радости от этого… С такими условиями даже опытные пилоты почти бесполезны, не то что эти, из Железногорска, – подытожил доктор.