Антонин Сель - Бунт машин

Гамина не отвечала; она была погружена в раздумье.

— О чем вы думаете? — спросил молодой человек.

— Ваш ум поражает меня, — ответила девушка, — ваша мягкость восхищает, великодушие трогает. Когда остановили вы жизнь города?

— Всеобщая забастовка начнется сегодня вечером, в 19 часов.

— Так что завтра или, точнее, послезавтра, дети, больные, старики останутся без молока?

Он вздрогнул.

— Вы порицаете меня за это?

— О, нет! Я приветствую это! Я вас так хорошо понимаю! Но вы сами видели все ужасы войны… Я боюсь, что не сумею хорошо выразить мою мысль. Разве ненависть и жестокость сделала вас жестоким? У вас слишком благородная натура, чтобы остаться глухим к моей просьбе. Могучий волшебник, пощадим слабых и малых, согласны?

— Гамина, я был безрассуден, а вы — воплощенная доброта. Во второй раз мне хочется поцеловать вас.

— Но мы в масках.

— Я забыл.

Он подошел к письменному столу и нажал три раза фарфоровую кнопку. Незнакомый звонкий, веселый голос неожиданно раздался в комнате:

— Я здесь! Здравствуй, Гомо!

— Здравствуй, старина, — ответил человек в плаще. — Как чувствуют себя горожане?

— Изумление по всему фронту и паника. На вокзалах давка: крысы покидают тонущий корабль.

— Отлично. Есть у тебя еще цветная бумага?

— Целая стопа, а что?

— Мы с тобой дураки, мой старый Жюльен, палачи, безумцы. К счастью, мой добрый гений направил меня на истинный путь. Бери перо, пиши… «Машины (большими буквами, чтобы все видели издалека — написал?). Машины (в строку), не желая, чтобы дети, больные и старики страдали от конфликта, решили не чинить препятствий подвозу молока из деревни в город. Железнодорожному обществу предлагается немедленно вывесить на всех столичных вокзалах графики движения молочных поездов, чтобы паровозы могли принять участие в движении. В. С. М.» Прочти-ка, Жюльен!

Звонкий голос невидимого Жюльена прочитал написанное…

— Само собою разумеется, — сказал Гомо, — что ты сообщишь мне содержание объявлений, вывешенных железнодорожным обществом.

— Обязательно.

— До свидания, старина.

— До свидания. Мое почтение твоему доброму гению.

— Как, ты знаешь?

— Я слышу шелест ее платья около тебя.

— Что за слух!

— Добрый гений, вы будете хранить тайну?

Гамина рассмеялась.

— Будьте спокойны, г. Жюльен.

В комнате послышался сухой треск. Гомо нажал на другую кнопку, разговор прекратился.

— Теперь вы знаете все, — сказал он. — Вы не раскаиваетесь, что пришли?

Она отрицательно покачала головой.

— Но вы, вероятно, задыхаетесь в этом одеянии. Выйдем.

Две минуты спустя, сбросив свои костюмы, они очутились друг перед другом такими же, какими были до входа в это дьявольское жилище; лишь во взглядах их можно было прочесть восторг и восхищение. Тихими шагами они прошли через тенистый двор до пруда, границы их смежных владений.

Молодая девушка протянула руку.

— Гамина, — сказал он, — мы теперь не в масках.

— Нет.

— Тогда?

— Да.

Он заключил ее в свои объятия.

Вернувшись домой, Гамина улеглась на диван и снова пережила эти чудные мгновения. В висках у нее стучало, сердце учащенно билось; поцелуи все еще жгли ее, она была поражена, счастлива, встревожена. Как оригинален был этот человек, как добр! Могущество его превосходило могущество королей…

— И он любит меня…

Она буквально задыхалась под тяжестью доверенной ей тайны, она, не привыкшая скрывать ни своей радости, ни своего горя. Вдруг она вспомнила о письме, написанном г. Брассер-д’Афферу и сообщавшее ему о местопребывании секретаря Союза машин.

— Горе мне! — воскликнула она, — я его предала! Ах, если бы шофер позабыл опустить письмо в ящик. Что я наделала! Что я наделала!

Она стала думать, нельзя ли исправить как-нибудь эту неосторожность. Шофер должен скоро вернуться. Гамина сядет в автомобиль, поедет на почту, упросит почтмейстера вернуть ей письмо и все устроится. Мрачная туча рассеялась, внутренний свет снова засиял и согрел маленькую фермершу. Ее преследовали глаза Гомо, его жесты, его голос, а главное — поцелуй, данный и возвращенный.

— Сударыня, что прикажете: яиц, пирога или кролика? Гамина вздрогнула.

Это вошла Мария и спрашивала у нее, что она хочет к завтраку.

— Что хотите; я не голодна.

— Правда, у вас странный вид. Ну, так чего же: яиц, пирога или кролика?

— Спросите Бонн.

— Не приготовить ли вам настойки?