– Вполне человеческая еда, – заметил Сергей.
– Тебе, наверное, мало? – поинтересовалась Кира.
– Умеренность в питании – залог долгой жизни. Ты же хочешь жить долго?
– Хочу, – согласилась Кира.
– Вот посмотри на нашу Бабу-Ягу. Сколько ей лет? Она, может, еще царя Гороха помнит, а вот жива и бодра.
– Это все потому, что ограничивает себя в питании? – хмыкнула Кира. – Или потому что она сказочный персонаж?
Сергей, видимо, целый день вынашивал план молниеносного наступления. То, что Федора Ивановна постелила им в разных местах, любви к Федоре Ивановне не прибавило. Киру же, скорее, наоборот, забавляло. «Это тебе не услужливые девочки на ресепшене в гостинице,» – съязвила, не удержавшись, Кира. Время, когда она была безумно влюблена и страдала от ревности к жене, к другим женщинам прошло. Все, как известно, имеет конец. Она долго ждала его решительного шага, а потом вдруг поняла, что все прошло. О, это благословенное «вдруг»! Она вдруг излечилась от него. Сергей же не мог или не хотел в это поверить. Теперь они словно поменялись ролями. Так всегда бывает, когда кто-то из двоих любит сильнее. Они обязательно поменяются ролями. «Все сбудется, надо только расхотеть» – эту жестокую мудрость Кира узнала на самой себе. Теперь она спокойно смотрела на его красивое волевое лицо. И даже не находила его особо красивым. Спокойно наблюдала за его попытками вернуть все, как было. Он еще не знал, что Кира отрезала один раз.
– У твоего сказочного персонажа, кстати, букет вполне несказочных заболеваний, – стал он загибать пальцы. – Во-первых, запущенный сахарный диабет. Костяная нога тому доказательство. Во-вторых, кисетный рот при системной склеродермии. Это когда растет много соединительной ткани, где не надо. Стягивает рот, уменьшает просвет кишечника. Этим тоже можно обьяснить худобу. В-третьих, остеопороз, отсюда горб в итоге.
Кира снова засмеялась:
– А ты все-таки умный.
– И наконец, тиреотоксикоз: много гормонов щитовидки. Беспокойная, худая, неуравновешенная, возбужденная. Что значит все-таки? –вдруг дошло до Сергея.
— А ничего это не значит, – отшутилась Кира.
Сверху донизу на полках в кладовке лежали старые журналы «Крокодил» и «Работница». Как выяснила Кира, выписывались они хозяйкой много десятилетий и складировались здесь. Как и старые потертые чемоданы. Мешочки с травой. Несмотря на духоту, пряный воздух приятно дурманил голову. Белье пахло свежестью, а перина была на удивление мягкой.
– Чай-то иди пить, – позвала Федора Ивановна.
На столе стоял пузатый чайник с ромашками. Край крышки был отколот. И старые местами треснувшие чашки с такими же ромашками. В стеклянной вазочке с выпуклыми виноградинами поблескивало варенье. Судя по цвету и запаху – земляничное. В Ужанихе всегда варили именно земляничное варенье.
– Федора Ивановна, а вы какие-нибудь песни, сказки старые знаете? – спросила Кира.
– Каки песни, – откликнулась Федора Ивановна. – Ничего такого я не помню. Ни сказок, ни песен. Смолоду-то мы шибко пели.
Она пожевала губами. Вдруг электрическая лампочка под плетеным абажуром дрогнула, засветилась ярко и погасла. Дом погрузился в темноту.
– Надолго? – почему-то шепотом спросила Кира.
– Кто ж его знат. Может, до утра. Экономят лектричество.
Федора Ивановна зажгла керосиновую лампу. Раньше Кира видела такие только на картинках в книжках про старую жизнь.
– Неужели керосиновая? – удивилась она.
– А то кака? Ко всему готовым надо быть, – философски изрекла Федора Ивановна. – Вот до войны я каки колготы да чулки рвалися, не бросала. В мешочек складывала. А подружки-то: затяжка чуть и ну их в помойку. А я нет. Смеялись все надо мной. Что я, мол, старье всякое берегу. А когда война то была. А потом кончилася, а я на танцах в колготах шелковых. Все от зависти помирали. Богачка, говорят. А богатство-то от тут, – Федора Ивановна постучала по голове.
«Сергей бы сейчас сказал, что это типичное паталогическое накопительство», – подумала Кира.
Свет причудливо играл на лицах, и Кире показалось, что Федора Ивановна моложе своих лет. Какое-то время они помолчали. Слышно было только, как в кладовой комнате изредка во сне вскрикивал цыпленок да кузнечики за окном завели свою вечную песню. Из палисадника в открытое окно доносился тонкий запах мирабилис. Луна не по-городскому огромная смотрела любопытным желтым глазом. Низкое небо вдруг оказалось усыпано миллиардами звезд.
Читать дальше