Илья Алексеев - Эра Игры - Возрождение Эрафии

Ильин потрогал свою шею. Ему казалось, что веревка все еще натирает как тогда, когда он стоял на помосте. Владимир знал – за смертью будет новая жизнь, но умирать все равно было страшно. Даже не сама смерть пугала, а боль, которую она приносила с собой.

– Целься в ворота, чёрт ты эдакий! – Нервно закричал полководец, видя, что снарядов осталось лишь на пару бросков.

Взвалив последний камень на чашу требушета, командир был готов уже дать отмашку, когда Владимир в бешенстве заорал:

– Стой, скотина, стой! – пришпорив коня, в три скачка он подскочил к нерадивому командиру, соскочил со своего жеребца и принялся отчитывать бедолагу, который сжался при виде Владимира: – Глаз на войне потерял, что ли, а ли слух?!

Мальчишка был совсем юн, даже растительность на его нежной молочной коже ещё не проступила. Светлые жиденькие волосики на его неприкрытой голове и совсем ещё детские черты лица делали его похожим на запуганную кошкой мышь. На мальчике был надет кожаный колет, из-под которого выступал синий платок – отличительный элемент, говорящий о благородном происхождении и высоком воинском звании своего владельца. Юнец, сжавшись, стоял перед полководцем, страшась последствий его гнева за допущенную, хоть и непонятую им самим, ошибку.

– Я тебе куда сказал целиться? – Продолжал гневаться красный от напряжения Владимир.

– В-в в-ворота, – еле дыша, ответил чуть слышно командир требушетов.

– Чёрта с два! – Воскликнул император. Но, увидев, как испуганный мальчик сделал шаг назад, смягчился. – Первый раз на войне? – Догадался полководец.

– Так точно! – Вспомнив, чему его учили в военной академии, громко ответил юнец.

Отдав свой шлем и щит командиру, Владимир в три широких прыжка оказался справа от требушета, руками упёрся в него и принялся толкать. Опешившие солдаты, до этого безучастно смотревшие на всё, словно огорошенные мешком из-за угла, кинулись помогать своему полководцу. Благодаря общим усилиям машина с тонну весом сдвинулась с места, оставляя после себя следы от колес.

– Хватит! – Скомандовал Владимир, отпуская требушет и утирая холодный пот, проступивший на лбу. – Теперь командуй, – по-доброму усмехнулся он, подходя к юнцу и забирая у него свой щит и шлем.

Усевшись на коня, Владимир недоумённо взглянул на паренька, не понимая, почему тот так и не скомандовал. Молодой командир стоял с опущенной головой, стараясь понять, в чем все же была его вина, но, почувствовав на себе пылкий взгляд полководца, поднял глаза и, встретившись с ним взглядом, понял, что от него ждут отмашки. Он наконец-то махнул рукой, и камень взмыл со свистом в небо. Многотысячная армия заворожено глядела на летящий в сторону стены валун, как ребенок, впервые увидевший огоньки на новогодней ёлке. Снаряд угодил точно в арку, с грохотом обрушив её. За ней следом упали и ворота, которые больше не держали цепи. Вход оказался частично завален, но преодолеть завал не составило бы труда ни коннице, ни пехоте.

В пробитых дырах городских стен отчетливо проглядывались блестящие на солнце доспехи защитников города, ожидавших команды вступить в бой.

Небесный свод, ещё мгновение назад сиявший своей чистотой, в раз затянуло черными, тяжёлыми грозовыми тучами; ветер, прежде сохранявший нейтралитет и никак не вмешивавшийся в ход предстоящей битвы, выпустил тысячу своих самых быстрых воинов. Рыцари не взмывали в небо только потому, что их к земле прижимала тяжесть собственных доспехов.

– Пикинёры, к бою! – скомандовал Владимир, понимавший, что оттягивать наступление дальше нельзя, потому что рухнувшие центральные ворота предприимчивые жители стали еще больше забрасывать хламом, дабы не дать врагу проникнуть в город.

На полуразрушенных стенах показались лучники. Город не собирался сдаваться без боя. Тогда Владимир отдал приказ арбалетчикам прикрывать ровные ряды пикинёров, подвергавшихся всё более ожесточённому обстрелу по мере их приближения к воротам. Первые бесславные ребята стали падать от стрел, насмерть пронзавших их тела, радуя стервятников свежим мясом.

К хладнокровно глядевшему на истребление своих солдат Владимиру на невысокой хилой лошади подскакал тощий командир по имени Иосиф. Его худобу даже доспехи не могли скрыть, висевшие на нем, как на швабре. Зато серые злобные глаза устрашали всех, кроме Владимира, знавшего о безмерной преданности командира ему. Но единственным, что все подмечали и что смягчало злобный вид командира, были его усы.