– Дитя мое, твои бесы все так же сильны? – заперев ворота священник поравнялся с прихожанкой, и они не спеша направились к церкви.
– Да, батюшка. Они не дают мне покоя ни ночью, ни днем, – ее мягкий голосок пронизывали кинжалы изнеможения.
– Неужели прошлая наша встреча совсем не помогла? – расстроенным голосом из-за услышанного поинтересовался он.
– Что вы, батюшка, мне стало намного легче, – поспешила успокоить его дама, – но все же они еще сильны.
Девушка сняла капюшон. В последних солнечных лучах еще можно было разглядеть маленькую девичью голову, покрытую черным платком в память о мертворожденном ребенке.
– Ступай мягче – сестры уже спят, – пропуская гостью вперед попросил отец Сергий, чьи знакомые черты проявились под светом свеч. – Не хотелось бы нарушать их сон.
– Они так рано ложатся? – удивилась дама. – Еще нет и десяти часов.
– Мы сегодня все рано встали, а завтра трудный день. Усекновение главы Иоанна Предтечи.
Через зал они шли молча, мягко вышагивая. Лишь оказавшись наверху – в маленькой комнатке священника – собеседники возобновили диалог.
– Чудесно пахнет! – с аппетитом произнесла девушка, ловя аромат отбивных со спагетти и расстегивая свой плащ, из-под которого показалось красное вечернее платье. Оно облегало ее полную округлую грудь и широкие бедра. Девушка являла собой идеал многих и многих мужчин.
– Ты должна отведать плоть и кровь грешника, – указывая на бокал, наполненный бурокрасной жидкостью, которую изначально девушка приняла за томатный сок, – дабы бесы уцепились за нее и покинули твою душу.
В первую секунду девушка испугалась и побледнела, поняв что на самом деле в бокале. Но авторитет батюшки перевесил. Она с лихой уверенностью сбросила с себя плащ и сняла сапоги, оставшись босяком. Красотка уже хотела ринуться к столу, но священнослужитель остановил ее, схватив за тонкое запястье.
– Ты должна быть также гола, как рожденное дитя, иначе бесы могу зацепиться за твою мирскую одежду.
Не задумываясь ни на секунду прихожанка сняла платок и скинула платье, обнажив белоснежные груди. От легкого прикосновения ветра, ворвавшегося внутрь через приоткрытое окно, ее соски нежно-розового цвета мгновенно затвердели.
– Садись, дитя мое, – невозмутимо произнес отец Сергий, отодвигая стул. Кажется, его вовсе не волновало голое женское тело, и мужское естество не подало признаков жизни. Видимо, он настолько стар, что и не способен думать о любовницах.
Девушка повиновалась. Сев за стол она с аппетитом принялась поедать приготовленную для нее пищу, впиваясь зубами в сочный кусок прожаренного мяса. И вдобавок запивала кровью, часто проливавшуюся через край и капавшую ей на колени. Но девушка не обращало на это ни малейшего внимания.
Священник стоял от гостьи в паре шагов, невозмутимо наблюдая за тем, как та поедает человеческое мясо.
– Теперь пора воздать молитву Господу, нашему Богу, – проговорил отец Сергий, когда девушка закончила с ужином.
Лицо ее испачканное в крови походило на безумную вампирскую рожу. А глаза были полны безумства, девушка, словно опьянела от осознания, что сотворила.
Вытащив из шкафа все те же веревки, священник связал ими девушку по ногам и рукам, поставив ее на колени перед фигурой Христа, как уже проделывал ни раз. И прихожанка принялась молиться, повторяя за священником заученные слова.
По испещренной свежими шрамами спине пришелся хлесткий удар плетьми, оголяя старые раны и порождая новые. Девичьи губы сомкнулись, сдерживая крик боли, и тут же разомкнулись, продолжая молитвенный лепет. Из ее глаз покатились кристально-чистые слезы, которые отец Сергий считал очищающими душу.
Еще удар и еще. Удар за ударом святой отец последовательно превращал девичью спину в кровавое месиво. И так бил ее плетьми, пока молитва не была окончена.
Со лба священника стекал водопад пота, а руки его дрожали от усталости. Девушка же плакала и счастливо смеялась. Она очистилась от грехов. От смертей убитых ею мужей.
Война не заканчивается даже тогда,
когда обе стороны признали мир,
ведь у проигравших всегда много
претензий к победившим
Звон металла. Вытоптанная конницей и людской ногой земля. Черная изрытая масса, словно для посевов, была усеяна костями погибших. Воинственный крик вперемешку с криками боли и ужаса.
Читать дальше