Мэри Шелли - Франкенштейн

Все, о чем он поведал, звучит вполне связно и производит правдоподобное впечатление. Еще больше меня убедили письма Феликса и Сафии, которые сохранились у Франкенштейна, и сам монстр, которого я видел мельком в подзорную трубу с борта корабля. В ту пору я ничего не знал о подоплеке происходящего, но это существо выглядело весьма странно и жутко.

Следовательно, рукотворное чудовище существует на самом деле. Я больше не могу в этом сомневаться, но удивлению моему нет границ. Я несколько раз пытался расспросить Франкенштейна о том, как создавалось его детище, но не добился от него ни слова.

– Вы, друг мой, должно быть, так и не усвоили урок, которым является вся моя судьба, – отвечал он. – Вы и вообразить не можете, как далеко может завлечь простое любопытство. Лучше молчите, слушайте повесть о моих бедствиях и берегитесь накликать нечто подобное на себя!

Узнав, что я записываю его рассказ, Франкенштейн попросил у меня тетрадь с записями, перечитал их и в некоторых местах внес исправления и дополнения. В особенности это касалось той части, где я попытался передать его разговоры с монстром.

– Уж если вы решили сохранить мою историю, – сказал он, – я хотел бы, чтобы она дошла до потомков такой, какой была на самом деле, без всяких искажений и упрощений.

В течение целой недели я изо дня в день слушал эту повесть – настолько странную, что даже самое изощренное воображение не смогло бы создать нечто подобное. Завороженный рассказом моего случайного гостя и силой, исходящей от его личности, я с жадностью впитывал буквально каждое слово. Иногда мне хотелось хоть чем-то утешить его, но я не знал чем. Что значат радости жизни для того, кто лишился всего, в том числе и надежды? Все, что у него осталось, – это стремление к поставленной цели и вера в то, что смерть принесет ему покой и общение с близкими.

Он действительно верит в то, что они являются к нему из иного мира, и эта вера настолько глубока и серьезна, что ее невозможно подвергнуть сомнению.

Однако история жизни и несчастий Виктора Франкенштейна – не единственная тема наших продолжительных бесед. Этот человек поразительно глубоко образован и во всех областях знания обнаруживает необыкновенные познания и меткость суждений. Он умеет говорить ярко и убедительно, живо и трогательно, и его слова западают в душу. Какой необыкновенно привлекательной личностью, должно быть, был господин Франкенштейн в дни своей юности, расцвета ума и таланта, если сейчас, когда он отдал все силы многомесячной погоне за чудовищем, Виктор производит впечатление человека непоколебимого достоинства и даже, я бы сказал, величия.

– В молодости, – заметил он как-то раз, – я рано понял, что создан для великих дел. Природа наделила меня тонкими и глубокими чувствами и одновременно ясным, трезвым умом, жадно впитывавшим новые знания. Все это необходимо для больших свершений. Я сознавал, как много мне дано по сравнению с другими, и это поддерживало меня, когда человек иного склада впал бы в уныние. Растрачивать впустую талант, который мог послужить людям, я считал преступлением. И много позже, раздумывая о том, что мне удалось совершить – ведь я первым из всех живущих создал живое и наделенное разумом существо, я не мог не чувствовать своего превосходства над другими. Но, если поначалу это наполняло меня гордостью, ныне мысль о том, что я сделал, вызывает лишь горечь и скорбь. Мои стремления и надежды привели к страшной катастрофе, и теперь я, подобно Люциферу, архангелу, возжелавшему высшей власти во вселенной, навеки ввергнут в раскаленный ад… Да, мое живое воображение, интуиция и острый аналитический ум образовали редчайшее сочетание, это и позволило мне замыслить и воплотить небывалое. Я и сейчас с глубоким волнением вспоминаю, какие мечты проносились в моей голове, пока я трудился в своей лаборатории. Мой мозг пылал от сознания своего могущества, а при мысли о бесчисленных последствиях моего открытия для человечества я словно возносился к облакам. Не стану отрицать – еще в детстве я мечтал о высоком, благородное честолюбие было мне свойственно от рождения, но все это привело лишь к чудовищному падению и страшным несчастьям! Я рухнул, чтобы больше никогда не подняться. Если бы вы, друг мой, знали меня таким, каким я был прежде, вы сочли бы меня теперешнего совсем другим человеком. Вот результат великой цели и ее достижения…

Однако состояние этого замечательного человека продолжало внушать мне самые серьезные опасения. Вместо того чтобы окрепнуть и набраться сил, он слабел день ото дня, словно истратил всего себя в безумной погоне за чудовищем. Неужели нам суждено его потерять? Я всегда горел желанием иметь друга – человека, который привязался бы ко мне, разделил мои стремления и надежды, понимал бы меня глубже, чем я сам. И случилось подлинное чудо – я обрел его посреди Ледовитого океана, но, к великой моей печали, только чтобы оценить его по достоинству и лишиться навек. Я делаю все, чтобы примирить Виктора Франкенштейна с жизнью, но все попытки ни к чему не приводят.