Игорь Забелин - Пояс жизни

"Вот! - Денни Уилкинс даже привстал со своего места. - Вот последний шанс на спасение! Он может отказаться лететь и выйти из звездолета..." Он протянул руку к клавишу, но не тронул его... Лучше подождать, когда кто-нибудь откажется от полета первым. Его отказ прозвучит тогда естественнее, - а выходить из игры нужно осторожно, очень осторожно...

Через несколько мгновений переговорочная сеть ожила. Участники экспедиции называли свою фамилию и один за другим подтверждали, что согласны лететь к неизвестной планете... Денни Уилкинс напряженно вслушивался в спокойные голоса... Свирилин, Громов, Костик Курбатов ("Даже он", - почему-то подумал Денни Уилкинс), Шатков, Строганов, Безликов, Нилин, Вершинин, Кривцов... Они все оставались на своих местах, но Денни Уилкинсу казалось, что они встали и сходятся к нему, окружают и ждут, что он скажет...

"Что он скажет?" Он должен спастись, бросить всех, потому что все они полетят с Батыгиным, и бежать... "Бросить всех, бросить всех", - несколько раз мысленно повторил Денни Уилкинс, с удивлением чувствуя, что ему трудно расстаться с ними, что ему будет одиноко без них, хотя он же готовит им гибель... Впрочем, мина выключена... Значит, он хозяин положения...

Денни Уилкинс медленно поднял руку и нажал на клавиш.

- Согласен участвовать в полете, - сказал он.

- Кто это говорит? - спросил. Батыгин.

- Крестовин...

Когда закончился опрос, Батыгин сказал только одно слово:

- Спасибо.

А потом прозвучала команда:

- Приготовиться к старту!

...Никто не почувствовал толчка, но огромная тяжесть, вызванная быстрым ускорением, придавила людей к лежакам. Полет начался...

Через несколько дней жизнь экипажа звездолета вошла в норму. Все постепенно стали привыкать к необычному состоянию полувзвешенности в воздухе, когда все сложившиеся у людей представления о тяжести, расстоянии, энергии вдруг утратили прежнее значение: специальная аппаратура не могла создать в звездолете такую же силу тяжести, как на Земле.

Три раза в день весь экипаж собирался в кают-компании звездолета на завтрак, обед и ужин, а каждый вечер старший пилот, старший техник и руководители групп заходили к Батыгину докладывать о событиях минувшего дня. Батыгин чувствовал себя великолепно и неутомимо расхаживал по звездолету, заглядывал в служебные помещения, в каюты.

Звездолет летел навстречу Солнцу, и это затрудняло наблюдение за Венерой. Но Землю было видно отлично. В один из первых дней после вылета, когда звездолет удалился от Земли на добрый миллион километров, Батыгин пригласил к себе Виктора.

Как и московская квартира, каюта Батыгина была обставлена экономно и просто - подвесная жесткая койка, привинченный вертящийся стул, небольшой стол, сидя за которым можно было и писать и вести наблюдения в телескоп; сигнальный пульт связывал Батыгина со всеми важнейшими секциями звездолета... Осматриваясь в каюте, Виктор впервые подумал, как хорошо соответствует характерное для эпохи освобождение от власти вещей, привычка пользоваться лишь самым необходимым тем условиям, в которые попадают космические путешественники - знаменосцы своего времени.

И только цветы, зеленые растения - их много было и в каюте Батыгина, и в служебных, и в жилых помещениях звездолета - смягчали суровость обстановки, радовали глаз, напоминая о покинутой Земле... Виктор знал, что цветы взяты в полет не только для украшения, не только потому, что Батыгин любил зелень вокруг себя... В специальных резервуарах звездолета хранились запасы тяжелой воды; в электролизной камере она разлагалась на тяжелый водород - он поступал в двигатели - и на кислород, необходимый для дыхания... Растения, поглощая углекислоту, тоже способствовали очищению воздуха... Все-таки Виктору подумалось сейчас, что есть еще какая-то непонятная ему причина столь постоянной любви Батыгина к растениям - к тем же бамбуковым пальмам, что стояли у него в кабинете в Москве, а теперь сопровождают в полете...

- Полюбуйся, - сказал Батыгин Виктору. - Земля...

Виктор приник к телескопу и увидел Землю - большой диск в причудливых узорах из беловатых и темных полос, и неподалеку от него - другой диск, поменьше. Виктор сначала не поверил, что это Земля: он надеялся увидеть нечто вроде глобуса с хорошо знакомыми очертаниями материков и не узнал родную планету. Он оглянулся, ища разъяснения у Батыгина, но тотчас сам сообразил, что Земля прикрыта облаками. Всмотревшись внимательнее, он понял, что темные полосы - это и есть материки, просвечивающие сквозь голубоватую дымку атмосферы. Облака все время меняли очертания, и вдруг, в разрыве между ними, ярко загорелась золотая искра.