Виталий Забирко - Работа за рубежом

Естественно, завтрак на кухне меня не ждал и в холодильнике было пусто. На столе лежала записка:

"Меня не будет неделю. Будьте здоровы!"

Насчет здоровья жена правильно написала. Но как поправить душевное здоровье? Иного лекарства, кроме водки, я не знал.

Вскипятив воду в чайнике, я приготовил растворимый кофе и сел к столу. Топоча босыми ногами по полу, как слон, в кухню вошла заспанная, растрепанная Машка в плотно запахнутом халатике.

- Ларионов, - сказала она, - дай сотню!

Я молча полез в карман, достал сто долларов, протянул.

- О! - удивилась Машка. - Ларионов сегодня богатенький! - Она окинула меня подозрительным взглядом. - Когда успел загореть?

- На Бермудах отдыхал, - серьезно сказал я, глядя дочке в глаза.

Машка скривилась, снова окинула меня недоверчивым взглядом, фыркнула и удалилась в свою комнату. Не поверила. Год буду отсутствовать, никто не спохватится.

Два дня я не находил себе места, неприкаянно слоняясь по городу. Заглянул на радио - там ко мне отнеслись точно так же, как дома. Будто вчера заходил. Поговорил с Витасом, предложил обработать две заготовки, записанные на диктофон. Из "СПИДом я уже переболела" ничего не получилось, зато другую заготовку отшлифовали до антирекламы: "Припарка из солей Мертвого моря хорошо помогает от трупных пятен на вашем теле". Длинновато получилось, Фесенко скривился, но деньги заплатил.

На третий день я не выдержал, зашел в кафе "Минутка", заказал Паше стакан водки, выпил и направился на поиски летнего кафе у фонтанчика под старыми тополями, которое можно было найти, только приняв предварительно на грудь, словно оно находилось в параллельном мире. Как в Бермудах.

Кафе я нашел, но вот бюро по найму на работу за границей напротив не было. Был магазинчик скобяных товаров. Зато в кафе сидел бородач Сева, похоже, ставший завсегдатаем.

- Привет, Ларионов! - не вставая с места, он помахал рукой и жестом пригласил за столик. Я сел.

- Водку будешь?

- Буду.

Мы выпили, помолчали.

- Такие дела... - скорбно протянул Сева. - Еще?

- Еще.

Мы снова выпили.

- Тянет назад? - спросил он.

- Тянет... - признался я.

- М-да... Меня тоже. Я три раза там побывал...

Глаза Севы затянула поволока.

Я сочувственно вздохнул, и вдруг до меня дошло, что он сказал.

- Три раза? Слушай, как тебе это удалось?!

- Обыкновенно, - пожал плечами Сева. - Дал объявление в газету, что согласен на работу за рубежом, меня и вызвали.

- Да? - Я вскочил с места. - Бегу!

- Сядь! - поморщился Сева, хватая меня за рукав. - Не мельтеши. Объявление можно дать и по телефону - "Городской курьер" принимает бесплатные объявления. Беда только, что гарантии никакой. Я уже полтора месяца каждую неделю даю объявления, а толку? Нет вакансий...

- Но ты же пытаешься? - возразил я, усаживаясь.

- Пытаюсь...

- А мне почему запрещаешь? Давай номер телефона "Городского курьера"!

Я достал мобильник. Сева продиктовал, и я набрал номер.

- "Городской курьер"?

- Да.

- Бесплатные объявления принимаете?

- Диктуйте.

- Пишите:

"Согласен на работу стерхайсером на Минейре. Телефон: 58-02-87. Ларионов":

- Записали?

- Да. Это все?

-Все.

- Будет в вечернем номере, - сообщила приемщица и отключилась. Сева налил в пластиковые стаканчики водку.

- За удачу? - предложил он. В его больных глазах читалось, что удачи он желал прежде всего себе.

- За удачу!

Я поднял стаканчик и мысленно добавил: "Мою удачу!"

Напились мы до чертиков, я не помню, как попал домой. Но, как ни мучило ночью похмелье, проснулся ровно в семь, принял контрастный душ, оделся и сел на кухне пить кофе.

Снова на кухне появилась растрепанная Машка и повторила ставшую дежурной сцену с выцыганиванием денег. Я дал - отец, куда денешься? - но "спасибо", как всегда, не дождался.

Машка ушла к себе, из открытой форточки доносился зычный голос дворничихи бабы Веры, как всегда недовольной поведением жильцов, а я сидел, прихлебывал кофе, и мои мысли привычно крутились вокруг суицида. "Да здравствует мыло душистое и веревка пушистая..."

И в это время зазвонил мобильный телефон. Все еще находясь в минорном состоянии полной отрешенности от земной жизни, я достал телефон, поднес к уху.

- Ларионов, - сказал в трубку.

- Ттопрое утро, - поздоровались со мной. - Этто фы тавали опъявление, што сохласны на раппоту стерхайсера на Минейре?

У меня перехватило горло, в голове все смешалось.

- Т-та... - с трудом выдавил я, невольно подражая акценту "Гурвинека".