Дэн Симмонс - Олимп

– На этот раз – обязательно, – подтвердил мужчина. – Вот когда возьмемся за «Много шума из ничего», милости просим,. будешь почётным гостем.

– Если честно, – сказал маг, – я-то всегда мечтал сыграть сэра Джона Фальстафа.

Харман расхохотался, так что по скалам прокатилось эхо.

– Так я передам Аде, что ты заглянешь и останешься после спектакля поболтать и выпить лимонада?

– Жду, не дождусь, – отвечал Просперо. – Если не самой постановки (про неё лучше не думать), то хотя бы разговора.

– Что ж… Ни пуха ни пера.

Мужчина кивнул на прощание и свободно факсовал прочь.

Вернувшись в Ардис, он сдал боевой костюм и оружие, надел джинсы с туникой, переобулся в лёгкие туфли и отправился на северную лужайку, к театру, где шли последние приготовления: над столиками в саду, на шпалерах, над рядами свежевыпиленных деревянных сидений развешивались разноцветные лампочки. Ханна деловито испытывала сценическую аудиосистему. Волонтёры как очумелые наносили верхний слой краски на задник, а кто-то беспрестанно дёргал занавес взад и вперёд.

Увидев мужа, Ада направилась было к нему, но двухлетняя дочка Сара от усталости закапризничала, так что мать подхватила её и понесла по зелёному склону к отцу. Харман поцеловал обеих, а супругу – даже дважды.

Ада обернулась к сцене, окинула взглядом ряды сидений, откинула упавший на лицо длинный чёрный локон и проговорила:

– "Буря"… Думаешь, мы правда готовы к этому? Мужчина пожал плечами, обнял любимую.

– А что, наша специально приглашённая звезда прибудет? – спросила она, прижимаясь к Харману.

Сара похныкала, завозилась на руках и прильнула щекой к плечам обоих родителей.

– Говорит, что да, – сказал мужчина без малейшей уверенности.

– Жаль, он не репетировал вместе со всеми, – заметила Ада.

– Ну… нельзя же требовать всё сразу.

– Разве? – сказала она и смерила мужа тем самым взглядом, который более восьми лет назад дал ему почувствовать всю опасность этой женщины.

Над крышами домов и деревьями низко-низко пролетел соньер и умчался в сторону города на реке.

– Надеюсь, это взрослый кретин, а не кто-нибудь из мальчишек, – произнесла Ада.

– Кстати, о мальчишках, – спохватился Харман. – А где наш? С утра его не видел, хочу поздороваться.

– Он на веранде, готовится слушать историю.

– Ах да, уже скоро.

Мужчина развернулся и направился к лесистой долине, где ребятня ежедневно слушала истории, но супруга поймала его за локоть.

– Харман…

Он посмотрел на неё.

– Тут недавно заходил Манмут; говорит, Мойра может явиться на пьесу.

Муж взял любимую за руку.

– Вод и хорошо… Или нет? Ада кивнула.

– Понимаешь… Просперо здесь, Мойра тоже, и вроде бы ты приглашал Ариэля, хотя ему не дали роли… А вдруг ещё и Калибан пожалует?

– Его же не звали, – ответил Харман.

Супруга сжала его ладонь, призывая говорить серьёзно.

Мужчина молча указал на зелёные площадки вокруг театра, огороженные шпалерами буфеты под открытым небом, дом – и множество стражников с энергетическими ружьями.

– Да, но на спектакле будут дети, – возразила Ада. – И горожане…

Харман кивнул, не выпуская её ладони.

– Любимая, Калибан может сюда квитнуться когда пожелает. До сих пор он этого не сделал.

Она еле заметно качнула головой и тоже не отняла руки. Супруг поцеловал её и произнёс:

– Элиан пять недель учил роль Калибана. «Ты не пугайся: остров полон звуков – и шелеста, и шепота, и пенья; они приятны, нет от них вреда». [90]

– Если бы всегда было так, – вздохнула женщина.

– Согласен, дорогая. Но мы оба знаем, особенно ты, что так не бывает. Пойдём посмотрим, как Джон упивается новой историей?

Орфу Ионийский по-прежнему оставался слепцом, однако родители не боялись, что он в кого-нибудь или во что-нибудь врежется, даже когда восемь или девять самых отважных малышей из Ардиса босиком карабкались на гигантский панцирь. По обыкновению, краб отвозил детей вниз, в долину. Семилетний Джон как один из старших восседал на самом верху.

Большой моравек беззвучно плыл на реактивных струях по воздуху. Его движение можно было назвать торжественным, когда бы дети на железной спине не прыскали громко в ладошки, а позади не тянулся хвост из орущей ребятни. Процессия следовала от веранды между кустами и новыми домами за старый вяз и вниз, в долину.

В неглубокой низине, чудесным образом укрытой от всяческих построек и взрослого надзора (за исключением нескольких родителей), дети сползли с панциря и рассыпались по склонам зелёной чаши. Джон, как обычно, уселся ближе всех к рассказчику. Мальчик обернулся и помахал отцу, однако не стад возвращаться, чтобы сказать «привет». История – прежде всего.