– Бабай!
До этого он несколько раз порывался на разведку подвальной части нашего дома, и чтобы его урезонить мать или бабушка рассказали ему о живущем в подвале Бабае, который вот уже на протяжении нескольких веков работал детским кошмаром. Илья на этот рассказ отреагировал по-своему. В зависимости от настроения он либо рвался к Бабаю в гости в подвал, либо кричал ему, чтобы он выходил гулять.
Несколько дней назад я встретил его бабушку. Она тащила на улицу ковер.
– Куда это вы его тянете? – спросил я.
– На речку. Стирать. Илья, гад такой, на ковер в зале нассал.
Услышав это, вертевшийся тут же Илья воодушевился и заявил:
– Так что, я могу теперь тебе на него и насрать?
В другой раз он подбежал к сидящей на лавочке тетке с нашего дома и чуть ли не до крови цапнул ее за ухо.
– Опять что-то натворил? – поинтересовался я у матери этого достойного отпрыска.
– Написал девочке в ведерко в песочнице. Та играла себе там спокойно, а он подбежал, гад, отобрал ведро и нассал, – ответила она.
– А зачем? – спросил я у него.
– А куда мне было писать? В песок же нельзя, – ответил сквозь слезы Илья.
У подъезда стоял гроб со старушкой из нашего подъезда. Рядом толпились в меру скорбящие родственники. Покойница бездыханно лежала в гробу, как все нормальные покойники, да и умерла она по-людски: сначала долго болела, затем впала в маразм. Начала, как это принято у маразматиков мазать какашками стены и пол в квартире, а когда оставалась одна, ложилась на коврик у входной двери.
Когда жившие с ней сын или невестка у нее спрашивали, зачем она это делает, она отвечала:
– А как же? Вас никого дома нет… а вдруг воры? А так они дверь откроют, а тут я…
Так что ее смерть была вполне обычной, естественной и, можно сказать, долгожданной.
Глядя на гроб, я подумал: С одной стороны, в подавляющем большинстве мы боимся смерти, как чуть ли не самого страшного из всего, что только может с нами случиться. С другой стороны, если послушать скорбящих, все их «да на кого ты нас покинул», «как мы тут без тебя», «ты теперь в лучшем мире» и так далее, становится понятно, что в большинстве случаев родственники усопших плачут не по ним, а по себе, по оставшимся в живых. И получается, что скорбящие плачут чуть ли не от обиды на то, что покойный «ушел», а их с собой не взял; плачут от зависти к покойнику. И получается, что больше всего завидуем мы тому, чего больше всего и боимся. А потом я подумал, что чем черт не шутит, и вполне возможно, что смерть – это один из тех квантовых процессов, которые заставляют вселенную делиться, подобно живой клетке. Ведь вполне может быть, что это только в нашей реальности она умерла и была предана земле, а в другом точно таком же мире она, как и я, изводит себя ставшими вдруг бытовыми еще недавно такими метафизическими вопросами.
А еще мне подумалось: Интересно, почему на кладбищах вокруг могилок не выращивают какую-нибудь петрушку?
По дороге на базар я встретил Диму. Есть у меня такой старинный приятель.
– Хочешь историю? – спросил он после «привет» и «как дела».
– Давай, – ответил я.
– Приходит ко мне на работе один штукатур с переноской, – Дима работает специалистом по починке всякой электрофигни в строительной конторе, – и говорит: «Дмитрий, посмотрите, мне кажется, она не работает». Я ему говорю: «Оставляйте». Он оставляет переноску. Приходит часа через два. «Вы посмотрели?», – спрашивает. «Да», – отвечаю. «И что?» «Не работает».
Едва распрощавшись с Димой, я нос к носу столкнулся с Господом. Его лицо, мягко говоря, было недовольным. На мой вопрос: Чего такой хмурый? – он ответил:
– Да родственники приезжают, будь они неладны.
– Надолго?
– Постараюсь сделать так, что нет. Извини, мне надо к их приезду затариться. Их же чем-то нужно будет кормить.
Сказав это, он побежал дальше.
– Я позвоню, – бросил он уже на ходу.
Позвонил он на следующий день часов в 11.
– Чем занят? – спросил Господь, услышав мое «алло».
– Часа в четыре должна приехать Валюша, до этого я совершенно свободен.
– Может, встретимся в кафе?
– А как же твои родственники?
– Уже умотали. Это я и предлагаю отметить. Я угощаю.
– Хорошо.
– Тогда минут через сорок.
– Идет.
В кафе Господь щедро угостил меня рассказом о порадовавших его своим быстрым отъездом родственниках. Ими оказались кузен его отца Юрий Николаевич с женой.
В подростковом возрасте Юрий Николаевич умудрился попасть в психушку из-за того, что его спалили за занятием мастурбацией. В махрово советские времена эта приятная юношеская забава считалась психиатрической болезнью, требующей лечения в стационаре (!) психиатрической больницы.
Читать дальше