Иван Яцук - Родственник из другой Вселенной

– Если у вас есть призвание к науке – а оно у вас несомненно есть, – теперь убежденно сказал академик, – то вы будете работать за любую зарплату, чтобы только заниматься любимым делом; вы бросите последнюю рубашку на алтарь науки, если она этого потребует. Приезжайте немедленно; сквозь мусор ваших научно-фантастических рассуждений я вижу зерна здравых идей.

– Хорошо, я подумаю, – согласился незнакомец и пошел на свое место.

Кильчинский невнимательно выслушал все, что по привычке слащаво говорил проректор, и все бормотал про себя: …струны…гм…соударение…рассчитать…

Когда возвращались домой, Юра отчитал Истрина:

– Зачем тебе понадобилось устраивать этот спектакль? – спрашивал он сурово. – Самого Кильчинского поставил в неловкое положение: он как человек интеллигентный не стал тебя одергивать, хотя и надо было. Молол какую-то смесь научно-популярной литературы с вульгарной фантастикой и, небось, думаешь, что ты бога за бороду взял – умник нашелся. Весь зал давился от смеха по поводу твоих рассуждений: с таким апломбом вещает, как будто он в самом деле открыл нечто гениальное. Ты хоть видел, как Кильчинский на тебя смотрел – выскочка ты эдакая?

– Все-таки он нашел что-то толковое в моих выкладках, если сделал такое лестное предложение,¬ – оправдывался Роман. – А кому еще я мог рассказать о своих догадках? Все приняли бы меня за Циолковского из сумашедшего дома. Теперь я спокоен: вытряхнул из себя все, о чем думал по ночам, и могу теперь вплотную заняться нашими проблемами без всяких вредных отвлечений.

Через два дня позвонила секретарь мэра и щебечущим по-птичьи голоском, с томным подвывом на концах фраз, сообщила, что Герман Петрович желает встретиться с руководством фирмы «ИС» сегодня, где-то к вечеру.

– Отправляюсь к мэру, – торжествующе сказал зам своему шефу, – посмотрим, какие у него аппетиты.

– Смотри не поддавайся его сладким речам,¬ – предупредил Юра,¬ – это известный ханжа, сладкозвучная сирена.

– Постараюсь, – кратко заверил Истрин.

Герман Петрович Балабан, Днепровский градоначальник, встретил Иcтрина руками, раскинутыми так широко, словно намеревался разом объять шар земной, и одной из лучших своих улыбок, предназначенных для самых ответственных моментов; улыбкой во все лицо, обрамленное розовыми здоровыми щечками с милыми, симпатичными ямочками, с голубыми глазами, как у Мальвины. Голос у него был мягкий, бархатистый, убаюкивающий; движения – пластичными, шаги вкрадчивыми, бесшумными, как у вора, что идет на «дело». В таком обличье он смахивал на красивую, пушистую кошечку – любимицу хозяйки большого, богатого дома. Когти были спрятаны глубоко и надежно.

– Как я благодарен вам, что нашли время заглянуть к опальному градоначальнику, – сказал этот кот Баюн, обеими руками тряся ладонь гостя. Казалось, что в это время для него нет на свете дороже человека, чем руководитель фирмы «ИС».

– Почему опального?– шутливо спросил Истрин.

– Ревнует меня губернатор, – с удовольствием отвечал Балабан, – хочет иметь права первого секретаря обкома КПСС. Области ему мало; хочет рулить и городом. Я бы и не против, если бы деньги давал, а так одни только ценные указания шлет беспрестанно, а их в банк, как известно, не заложишь. Вот и попал в ряды опозиционеров.

Трудно, однако, было видеть человека, более непохожего на оппозиционера, чем товарищ Балабан. Даже «господин» неохотно к нему лепилось.

– Чем могу служить, Герман Петрович?– по– старинному спросил Истрин, начитавшись Гоголя.

– Да подождите вы с делами, – шутливо поморщился мэр. – Давно хотел с вами ближе познакомиться: как-никак, а один из крупнейших градообразующих налогоплательщиков в городе.

–Лидия Андреевна, – громко позвал Балабан, – принесите нам кофе и все такое.

Грудастая, кокетливая секретарша с большими чувственными губами принесла поднос с дымящимся кофе, печеньем, повидлом и бутылкой коньяка, заинтересованно, призывно глянула на Истрина, подвела глазки, поиграла ими и неторопливо вышла, вихляя задом, туго обтянутым короткой юбкой.

– Лида, меня нет уже, – по– домашнему крикнул мэр вдогонку и потом обратился к гостю. – Замучили просители, и все идут к концу дня: непризнанные музыканты, писатели, художники, архитекторы; стоящие на грани закрытия театры, музеи, зооуголки, руководители всяких фондов и ветеранских организаций, школ ну и так далее. Все доказывают свою важность и что если их закроют, то мир и культура погибнет безвозвратно, – он мило улыбнулся своими женственными ямочками и пожал плечами, как будто говоря: ну что поделаешь – приходится терпеть, такая наша участь. И тут же, словно извиняясь за докучные подробности, обратился к гостю товарищеским тоном:– Ударим по коньячку? Рабочий день закончился, можно и расслабиться.