— Я здесь! Ш-ш-ш! Да, несомненно!
Над нами, над озером, вокруг — царила тишина.
Тишина!
Как ужаленные, вскочили мы и ринулись к озеру. Впотьмах мы спотыкались, падали, но, упорно подымаясь, — опять бежали вперед.
Вот, наконец! Тиш-ше! Подождите!
Чуть слышно и нежно влево у каналов журчала вода.
— Вы понимаете, господа?.. — взволнованно, дрожащим голосом начал Оноре.
— Да, да, — я все понимаю! — резко перебил Бартельс.
— Все понятно, понятно, — за мною!
Мы двинулись в потемках. Хлюпнула вода под сапогами, — ноге стало тепло и мокро. Вода дошла до щиколоток, поднялась немного выше. Мы остановились. Бешено бились наши сердца. Казалось, грохочут они громче самых громокипящих вод. Кто-то прошипел:
— Да тише же!
Мы задержали дыханье. Зажмурив глаза, мы ступили еще на шаг вперед.
Вода не поднялась выше. С опаской, но уже осмелев — мы сделали два шага. Еще три! Десять! Наконец, мы поняли все и от восторга упали — друг другу в объятья и в воду. Она была тепла и ласкова. Потревоженный ногами ил щедро благоухал аммиаком, — но лучшего аромата мы не обоняли в своей жизни. Ведь это был запах сокровищ, наших сокровищ!
В восторге, в последнем восторге — мы барахтались в вонючей кашице, мы целовали ее и друг друга, мы шепотом, но на весь мир, кричали победное и радостное — «Ура!».
А ночь была черна и непроглядна, и все так же ласково, где-то у каналов, еле слышно, журчала вода.
Наконец наши восторги немного остыли и мы, не подымаясь из воды, тут же на месте устроили деловое совещание. После кратких, но ожесточенных дебатов решено было, что на поиски мы пойдем все вместе, рядышком, рука об руку. Что говорить, — мы не верили друг другу и каждый из нас боялся, что сосед прикарманит себе некую толику общих сокровищ.
Итак, мы поднялись и вместе пустились в поиски. Счет времени мы потеряли. Ночь была нашим покровом. Мы спотыкались и падали, но упорно бродили из конца в конец озера и ощупывали каждый бугорок, каждый камешек, каждое возвышение и неровность дна. Уже заалело на востоке небо, когда счастье улыбнулось нам.
Мы застыли. Мы присели.
— Здесь!
— Вот!
— Тут!
— Есть!
Несвязные, отрывистые слова. Лихорадочные движенья. Мы рвали руками обретенные сокровища, мы поскорее хотели унести их и спрятать от завистливых людских глаз. Но, глубоко засосанные илистым дном, они не поддавались.
— Лопату!
— Топор! Орудие!
— Лом!
Самый молодой и быстрый — я ринулся к конторе. Все проделано ловко, быстро, бесшумно. Я с лопатой, ломом и топором.
Свет с востока все быстрее и быстрее разливался по утреннему небу и мы лихорадочно спешили. Чудеса силы и ловкости проявил наш дорогой учитель. Он орудовал ломом, словно была это легкая тросточка.
О боже, ты всегда даешь силы на подвиг!
Наконец мы вырвали эти, несомненно наши по праву, сокровища у жадной, засосавшей их земли. О, они были тяжелы и массивны! Тут нужен был, по меньшей мере, десяток людей. Но на что не способен человеческий дух! Мы трое, да, только мы трое, в три приема дотащили наши сокровища до кабинета Бартельса.
Солнце уже пылало над лужицей, оставшейся от озера, и уже где-то был слышен человеческий голос. Но теперь это нам было не страшно. Контора была крепко заперта на все запоры. Тяжелыми шторами и ставнями закрыты все окна. Наконец-то мы наедине с нашими сокровищами!
Но даже человеческой воле положены пределы. Пережитые волнения и усилия выпотрошили нас и, обессиленные, мы опустились на пол рядом с нашими сокровищами.
Грязь и зловонная жижа расползались мутными потоками по полу. Мы любовно прильнули к обретенному сокровищу и нашим усталым, измученным телам было оно мягче самых нежных пуховиков.
Мгновенья отдыха отсчитывались ударами сердец.
Бартельс не выдержал:
— Друзья, друзья, — я не могу больше!
Он разрыдался и, рыдая, улыбался нам блаженно и счастливо.
Да, мы все можем сказать, что в этот миг, в этот незабываемый миг мы видели счастливые, подлинно счастливые лица. Эти счастливцы — мы!
— Друзья, я не могу больше!
С этими словами Бартельс яростно набросился на сокровища и начал отдирать от них грязь, ил, землю. Мы с дорогим учителем не замедлили присоединиться. Вдохновение овладело нашими сердцами и руками. Из глоток рвалось удовлетворенное и радостное урчанье. Так урчит зверь, празднуя победу и упиваясь кровью врага.
Мы не щадили себя. Руки сочились кровью, но мы упорно отчищали от вековой грязи наши сокровища. Мы жаждали увидеть их цвет, ощупать их руками, попробовать на вкус.
Читать дальше