Джон Уиндем: Том 1. День триффидов. Кукушки Мидвича

Славу новоиспеченному писателю Джону Уиндему принес его третий по счету роман, впервые подписанный новым псевдонимом, — ныне классический «День триффидов» (1951), выходивший также под названием «Восстание триффидов». Успех книги, прошедшей сначала журнальным сериалом в престижном американском литературном журнале «Колльерс» и немедленно изданной в твердой обложке на родине автора, превзошел все ожидания. Хотя, вспоминал Уиндем, идея романа — как и само магическое слово «триффид», вошедшее в список неологизмов научной фантастики (не ищите в словарях — его там нет), — родились, как водится, в результате случая. Однажды, потягивая шерри в пабе, Уиндем ненароком поймал отрывки разговора, который вели два соседа-садовника, разгоряченные пивом и, главное, «доставшими» их буйно разросшимися сорняками: «Я вчера обнаружил один огромный — прямо в сарае с инструментами. Настоящее чудовище! Помнится, я даже не на шутку струхнул, увидев такое…» После изрядного количества выпитого речь говорившего не отличалась четкостью, да и местный диалект сделал свое дело; короче, вполне тривиальное английское слово «испуган» (terrified) прозвучало как «триффид» (triffid). И… поразило слух случайно оказавшегося рядом писателя — последний как раз обдумывал новый фантастический роман о растениях-убийцах, захвативших Землю! (В романе генезис слова «триффид» выводится также из «three-feet» — «трехногий».) Это к вопросу о положительном влиянии пивных на творческий процесс… Как помнит читатель, Земля стала вотчиной мутировавших растений-хищников в результате космического катаклизма, когда почти все население планеты ослепло. Исключая, разумеется, героев романа — иначе какая ж тут интрига! «Редко встретишь более бесперспективную завязку для написания романа, — отмечает Олдисс, — однако магия не сюжета, а настоящей литературы решает все». Действительно, сила романа — не в живописании глобальной катастрофы и последующей робинзонады горстки выживших (подобное описывали до Уиндема сотни раз, и многие, в том числе соотечественники, — даже более впечатляюще), а в отличной «литературе». То есть в стиле, языке, настроении, ярких визуальных картинах, удачно выбранном темпе повествования, точных психологических портретах и сдержанном оптимизме. Между прочим, вера Уиндема в неограниченную «сопротивляемость» человеческого сообщества ведет родословную от великих предшественников-классиков научной фантастики — Жюля Верна и Герберта Уэллса (если говорить о соотечественниках, то на память приходит еще и Артур Конан Дойл с его «Отравленным поясом»…). «Если день начинается воскресной тишиной, а вы точно знаете, что сегодня среда, значит, что-то неладно»… Одной этой открывающей роман фразы, на мой вкус, хватит, чтобы накрепко привязать читателя. Чтобы тот уже не смог оторваться до самой последней: «А потом наступит день, и мы (или наши дети) переправимся через узкие проливы и погоним триффидов, неустанно истребляя их, пока не сотрем последнего из них с лица земли, которую они у нас отняли!» Магией привязывания читателя — без внешних эффектов, без словесной пиротехники — Джон Уиндем безусловно владел. С момента выхода в свет «Дня триффидов» имя писателя уже прочно ассоциировалось в сознании читателей и критиков с темой, наибольшее развитие получившей как раз на Британских островах, — «глобальная катастрофа». Мэри Шелли с ее вторым после знаменитого «Франкенштейна» романом — «Последний человек», «После Лондона» Ричарда Джеффриса, уже упоминавшийся «Отравленный пояс» Артура Конана Дойла; наконец, катастрофичные по духу главные романы Уэллса… Впечатляющий список, в котором достойное место заняли и книги Уиндема. Более традиционные варианты катастрофы — например, вторжение инопланетян — изображены писателем в двух других произведениях. В романе «Кракен пробуждается» (1953; другое название — «Из глубины») космические агрессоры сначала предусмотрительно заселяют океан и растапливают полярные шапки — с целью, надо сказать, предельно прагматической: расчистить себе требуемое «жизненное пространство». А в «Кукушках Мидвича» (1957), также выходивших под названием «Деревня проклятых» (как и экранизация английского режиссера Джеймса Лоузи), инопланетяне «бесконтактно» оплодотворяют всех женщин в ничем не примечательной английской деревне. Правда, на сей раз не имея агрессивных намерений, агрессорами и ксенофобами оказываются сами земляне, уничтожающие родившееся потомство сверхчеловеков… Такая же судьба может постигнуть и других «вундеркиндов» — наделенных даром телепатии мутантов, героев романа «Перерождение» (1955), более известного под названием «Куколки» (или «Хризалиды»). На сей раз действие отнесено далеко в будущее, в классический «пост-атомный» мир на радиоактивном пепелище. В общинах выживших возрождены давние предрассудки против чужих, непохожих, отклоняющихся от нормы: рождающимся время от времени детям-мутантам грозит неизбежная смерть, а «норма» становится все жестче. Говоря об экранизациях произведений Уиндема, следует упомянуть еще о фильме-продолжении — «Дети проклятых» (1963) и вышедшей в том же году киноверсии «Дня триффидов» (1963), а также фильме «Поиск любви» (1971), представляющем экранизацию рассказа «Поиски наугад». Все эти картины, за исключением фильма Лоузи, вышедшего на экраны в 1960 году, большими удачами не назовешь. Обыденный стандарт возведен в своего рода религиозный канон. Почему с переводом этого романа так тянули в застойные годы, объяснять, думаю, не требуется. Главные «романы-катастрофы» Уиндема пришлись по вкусу и массовому читателю, обожающему пощекотать себе нервы картинами чужих страданий, и критикам, увидевшим в них продолжение британской школы «литературной» научной фантастики. При этом соотечественники писателя увидели в его фантастических книгах еще и отражение реальных страхов, окружающих их в жизни: распад и агония Британской империи, первые намеки на экологическую катастрофу и общий тупик, куда все более очевидно заводила людей технологическая цивилизация… Книги Уиндема никогда не становились литературной или «масс-литературной» сенсацией, не завоевывали премий и не вызывали скандал или же культовое поклонение. Но они всегда переиздавались, включались в школьные и университетские курсы литературы — и неизменно присутствовали в списках самых представительных образчиков фантастической литературы XX века.