Герберт Франке - Стеклянная западня (сборник)

Никак не могу успокоиться. Хожу по коридорам, поднимаюсь и спускаюсь по лестницам. Останавливаюсь то у одного, то у другого окна — всюду одна и та же картина: снежная круговерть, сквозь которую временами проступают размытые очертания гор. Через стекло и стены доносится глухое завывание — голос разбушевавшейся стихии. Здесь, внутри, тепло и тихо, я чувствую себя очень уютно и в полнейшей безопасности. Я устал и испытываю какое-то умиротворение. После долгих лет напряженной работы это первая более или менее продолжительная передышка. Расширение станции, монтажные работы в невесомости, прием посланных с Луны транспортов со строительными материалами, беспричинная, но неодолимая боязнь сорваться и унестись в космическую пустоту… а ведь я не отличаюсь тем фанатичным энтузиазмом, который переполняет нынешнюю молодежь. Забавно, я говорю «молодежь», хотя среди монтажников немало людей в возрасте; несмотря на воздействие космического излучения, от которого нет надежной зашиты, они обычно доживают до пятидесяти, а то и до шестидесяти лет. По сравнению с ними я молод, но если брать абсолютное время, то мне около двухсот лет. Может, в этом все дело? Не здесь ли кроется причина моей усталости? Я бы с удовольствием вернулся сейчас в свою уютную комнату, полежал, вздремнул… Если бы только не эти сны, которые мучают меня и не дают успокоиться. Двести лет космического холода все-таки не прошли бесследно; разве можно очнуться после такого испытания и жить как ни в чем не бывало?

Не знаю, сколько времени я бродил так. Повсюду горели плафоны — что-то вроде постоянного аварийного освещения. Здесь нет нужды экономить электричество, ядерный реактор ни на миг не прекращает своей работы, хотя и работает сейчас на минимальной мощности — только чтобы не прерывать цепную реакцию.

Спустившись в холл, я увидел в дальнем углу какую-то фигуру. Подошел поближе и по длинным светлым волосам сразу узнал Катрин. Погруженная в свои мысли, она глядела в окно: в падающей оттуда полосе света безостановочно кружились снежные вихри.

Катрин повернулась и на миг показалась мне совсем незнакомой. Лишь через несколько минут я пришел в себя и вспомнил, как все мы переменились, и я сам — тоже. Возможно, именно поэтому и она не сразу поздоровалась со мной. Я протянул ей руку. Узкое лицо… на десять лет моложе, чем запомнилось мне. Несколько лет подряд я видел ее только в роли Катрин Блийнер, то есть с лицом Катрин Блийнер и манерами Катрин Блийнер. К подлинной ее внешности я еще не привык, я ведь знал ее такой только со времени нашей последней встречи на суде. Сейчас она показалась мне гораздо привлекательней, в ее облике было что-то девическое. Мы сменили и свою внешность, и свою внутреннюю сущность, словно маску. Это новое чувство, к которому всем нам еще надо, наверно, привыкнуть.

— Привет, Рихард!

Даже голос Катрин, прежде такой знакомый, показался мне изменившимся. Мы обменялись ничего не значащими словами — это был, собственно, лишь предлог, чтобы освоиться с новой ситуацией.

— Здесь есть еще кто-нибудь? Эллиот? Эйнар?

— Не знаю. А ты давно тут? Это ты была в столовой? Катрин покачала головой.

— Я прилетела утром. Других пассажиров в ракете не было. Может, кто-то прилетел раньше меня?

— Возможно. Еще два-три дня назад здесь было полно народу. Если кто-нибудь остался в своей комнате, он может скрываться хоть целый месяц — никто им не поинтересуется. Возможно, они и здесь. Поискать их, что ли?

— Зачем? Спешить некуда. Тем более мне все равно нужно время, чтобы немного свыкнуться со всем…

Она кивнула куда-то в сторону, и я понял, что она имеет в виду не отель, а наше положение. Положение людей, возвратившихся на Землю — и уже чужих здесь.

Катрин занимала комнату на втором этаже. Мы перекусили в буфете, и она вернулась к себе.

Я нашел в холле кресло поудобнее и уселся в него, испытывая наслаждение от того, что передо мной настоящий деревянный стол. Там, снаружи, то и дело налетали порывы ветра, и тогда стекла дрожали и звенели. Тусклые рассеянные светильники почти не давали теней; глаза у меня вновь заслезились, взгляду не на чем было остановиться, и приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть хотя бы очертания предметов. Все здесь устойчиво и вполне осязаемо, но предметы кажутся прозрачными, невесомыми, ирреальными. В комнате тепло, а меня знобит. Я ни на минуту не забываю о бесконечном пространстве, центром которого стало это случайное место, куда я попал; время, лишенное измерений, может бешено мчаться, а может почти замереть. Я чувствую, меня одолевает сон и сеть сновидений опять пытается опутать меня. Но я еще не настолько устал, чтобы не сопротивляться, я могу сделать над собой усилие и сосредоточиться на чем-то другом. Например, думать о Земле и космосе, о прошлом и будущем.