Евгений Замятин - Наводнение

Софья расстегнулась, приложила ребенка к груди. Она знала, что это полагается только на другой день, но ждать было нельзя, надо было все скорее, скорее. Ребенок, захлебываясь, неумело, слепо начал сосать. Софья чувствовала, как из нее текут теплые слезы, теплое молоко, теплая кровь, она вся раскрылась и истекала соками, она лежала теплая, блаженная, влажная, отдыхающая, как земля - ради этой одной минуты она жила всю жизнь, ради этого было все. "Я к себе наверх сбегаю тебе больше ничего не надо?" спросила Пелагея. Софья только пошевелила губами, но Пелагея поняла, что ей теперь больше не надо ничего.

Потом Софья как будто дремала, под одеялом было очень жарко. Она слышала звонки трамваев, ребята на дворе кричали: "Лови ее!" - все это было очень далеко, сквозь толстое одеяло. "Кого же - ее?" - подумала Софья, открыла глаза. Далеко, будто на другом берегу, Трофим Иваныч зажигал лампу шел густой дождь, от дождя было темно, лампа была крошечная, как булавка. Софья увидела белые, как клавиши, зубы - Трофим Иваныч, должно быть, улыбался и что-то говорил ей, но она не не успела понять - что, ее тянуло ко дну.

Сквозь сон Софья все время чувствовала лампу: крошечная, как булавка она была теперь уже где-то внутри, в животе. Трофим Иваныч ночным голосом сказал:

"Ах, ты... Софка моя!" Лампа стала так жечь, что Софья позвала Пелагею. Пелагея дремала около кровати сидя, она вздернула голову, как лошадь. "Лам... па..." - трудно выговорила Софья, язык был, как варежка. "Потушить?" - метнулась Пелагея к лампе. Тогда Софья совсем проснулась и сказала Пелагее, что жжет в животе, в самом низу.

На рассвете Трофим Иваныч сбегал за докторшей. Софья узнала ее: та же самая, грудастая, в пенсне, она тогда была у столяра перед концом. Докторша осмотрела Софью. "Так... хорошо... очень хорошо... А здесь больно? Так-так-так..." Потом весело, курносо повернулась к Трофиму Иванычу: "Ну, надо скорее в больницу". У Трофима Иваныча зубы потухли, рукой с угольными прожилками он ухватился за спинку Софьиной кровати. "Что с ней?" - спросил он. "А еще не знаю. Похоже - родильная горячка", - весело сказала докторша, пошла на кухню мыть руки.

Софью подняли на носилки и стали поворачивать к двери. Мимо нее прошло все, с чем она жила: окно, стенные часы, печь - как будто отчаливал пароход, и все знакомое на берегу уплывало. Маятник на стене метнулся в одну сторону, в другую - и больше его не было видно. Софье показалось: надо здесь, в этой комнате, что-то еще сделать последний раз. Когда уже открылась дверца в карете, Софья вспомнила - что, быстро расстегнулась, вытащила грудь, но никто не понял, чего она хочет, санитары засмеялись.

Некоторое время ничего не было. Потом опять появилась лампа, она была теперь вверху, под белым потолком. Софья увидела белые стены, белых женщин в кроватях. Очень близко по белому ползла муха, у нее были тоненькие ноги из черных катушечных ниток. Софья закричала и, отмахиваясь, стала сползать с кровати на пол. "Куда? Куда? Лежите!" - сказала сиделка, подхватила Софью. Мухи больше не было, Софья спокойно закрыла глаза.

Вошла Ганька - с полным мешком дров. Она села на корточки, широко раздвинув колени, оглянулась на Софью, ухмыляясь, встряхнула белой челкой на лбу. Сердце у Софьи забилось, она ударила ее топором и открыла глаза. К ней нагнулось курносое лицо в пенсне, толстые губы быстро говорили: "Так-так-так...", пенсне блестело, Софья зажмурилась. Тотчас же вошла Ганька с дровами, села на корточки. Софья опять ударила ее топором, и опять докторша, покачивая головой, сказала: "Так-так-так..." Ганька ткнулась головой в колени, Софья ударила ее еще раз.

"Так-так-так... Хорошо, - сказала докторша. - Муж ее тут?- Позовите скорей". - "Скорей! Скорей!" - крикнула Софья; она поняла, что - конец, что она умирает и надо торопиться изо всех сил. Сиделка побежала, хлопнула дверью. Где-то очень близко ухнула пушка, ветер бешено бил в окно. "Наводнение?" - спросила Софья, широко раскрывая глаза. "Сейчас, сейчас... Лежите", - сказала докторша.

Пушка ухала, ветер гудел в ушах, вода подымалась все выше - сейчас хлынет, унесет все - нужно скорее, скорее... Вчерашняя, знакомая боль рванула пополам, Софья раздвинула ноги. "Родить... родить скорее!" - она схватила докторшу за рукав. "Спокойно, спокойно. Вы уже родили - кого ж вам еще?" Софья знала - кого, но ее имя она не могла произнесть, вода подымалась все выше, надо было скорее...

Ганька, уткнувшись головой, на корточках сидела возле печки, к пей подошел и заслонил ее Трофим Иваныч: