Джульетта спала недолго. И проснулась не сама. Ее разбудили голоса, вернув из мира грез. Глубокий сон пошел на пользу. Присутствие агентов времени успокаивало и радовало. Обрывки слов наплывали из далекой пустоты. Еще витая где-то между сном и явью, девушка лежала, вслушиваясь в разговор. Агенты времени толковали с глазу на глаз. Тихие голоса напоминали шорох огня в сухой траве. Но каждое их слово было помножено на эхо, как крики сорвавшихся с гнездовий птиц.
— Вот это ты напрасно, — возразил Дэвид в ответ на фразу Саймона, которую Джульетта не смогла разобрать. — Причины важнее нас. Будущее человеческой расы лежит за пределами Земли. Цивилизация расширила ареал своего обитания. Что же тут плохого?
— Если тебя заботит справедливость, как насчет крупных отказов техники? Или то, что ты сказал, веский стимул творить что угодно? — спросил Саймон с легкой хрипотцой в голосе.
— Да уж ладно, не преувеличивай.
«Братской любовью от этих двоих и не пахло.»
— Я говорю как есть. Те, кого послали на Марс, не знали что окажутся в таком дерьме. Ведь ясность и честность-две разные истории.
— Кончай разыгрывать драму. Ты выдумываешь. Переход от без экипажных полетов к программе обживания планеты потребовал колоссальных затрат. Проведения множества экспериментов, анализов и моделирования внешних ситуаций. Создания сверхтяжелых ракет, где многократно дублировались абсолютно все устройства и приборы. Доводя, тем самым, технологическую надежность до безаварийности.
«Они были оба достаточно упрямы.»
— Еще скажи что всем путешественникам выдали крем от загара и путеводители по мертвым городам Марса, — Саймон говорил терпеливо, словно объяснял туповатому:-Засранцы, которые за всем этим стояли, сплавили под марсианскую программу всякую рухлядь.
— Это марсианская пропаганда. И вопрос грузоперевозок.
— Я был там, — сказал Саймон с привкусом стали в голосе:-Это были не жилые помещения, а морилки для жуков, куда запихивали людей дюжинами. Такая давка… А космический корабль заменял плывущий в невесомости гроб. И в дорогу нам дали аппараты, которые делают бифштексы из бумаги. Такое трудно забыть, — он говорил медленно, сдерживая нарастающее негодование. — Посмотри на себя, Дэвид. Ты когда нибудь думал, как тебе повезло? Ты весьма неплохо живешь тут, на Земле. Благоденствуешь…
— Никто вас силой не гнал. Сами захотели отправиться к черту на рога, — голос Дэвида источал сарказм и презрение. С заметным проблеском злорадства.
— На Марс отправлялись неисправимые мечтатели. Делать великое дело и потакая человеческому любопытству. Марс означал для них лучшую жизнь. Наличие амбициозной задачи; дерзкое, подкупающее стремление, должно было объединить все человечество.
Джульетта слышала боль в его голосе, которую пытался не замечать Дэвид.
— Лишь в фантазиях мы дерзко расправляем крылья, — продолжал Саймон. — Знаешь кто выбрал своим новым домом красную планету? Люди с устремлениями, которым не слишком повезло на Земле. Искренне верящим в свою миссию робинзонов Марса и его преобразователей.
Подслушанный разговор прогонял остатки дремы. Перекинув ноги через край нар, Джульетта села. Она смотрела еще затуманенными со сна глазами, на пятно света вдали и видела гротескные тени.
Шесть фонарей, стоящих по кругу, образовали светящуюся снежинку. Внутри которой, на сдвинутых углом посередке лавочках, сидели оба агента времени.
— Это был пригласительный билет в новый мир. Правила которого предполагалось написать тебе самому, — в голосе Саймона звучали патетические нотки.
Агенты времени вскипятили на таганках воду. И теперь, вскрыв пакетики с растворимым кофе, (три в одном), отхлебывали из кружек бодрящий напиток.
— Человеческая суть-это история исследований и завоеваний. Ведь каждый думает, что рожден для большего.
— Опять пропагандистская тирада, — Дэвид говорил с ним, как с бесполезным знакомым, до которого ему и дела нет. — Скажи мне: все марсиане такие нытики? — он откровенно издевался.
— Нет, только выжившие, — со свойственным любой пылкой речи идеализмом ответил Саймон.
В каждой фразе ощущалось соперничество и ревность. Взаимное неприятие этих двоих никуда не делось. В этом угадывалось столкновение самолюбий. Враждебность, как искра, проскакивала между ними.
— Молчи и не срамись. Еще великий Королев жил на Байконуре совсем не в царских палатах, а в дощатом домике. Где ванная стояла на кирпичах. А сливной бачок над унитазом был со шнурком. Летом, в жару, чтобы заснуть, генеральный конструктор заворачивался в мокрую простынку. И ничего. А ракеты в космос, тем не менее, запускал. Всегда больше сдавшихся, чем проигравших.
Читать дальше