Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть

На лице Сарванта выражение боли сменилось экстазом:

— Я был рад это для тебя сделать, Ред. И я бы сделал это снова, даже зная теперь, как будет больно. Это мое оправдание.

Черчилль не знал, как отвечать на такие речи, и потому не сказал ничего.

Оба молчали до тех пор, пока не вышли из портовой зоны к храму далеко на задворках улицы. Их проводник ввел их в прохладный зал. Он обратился к жрице в длинном белом платье, и та провела их в комнату поменьше. Черчилля попросили подождать, а Сарванта увели.

Черчилль не возражал, понимая, что у них нет намерения причинить зло Сарванту — по крайней мере сейчас.

Он бродил туда-сюда по комнате час — судя по показаниям песочных часов на столе. В ней было тихо, темно и прохладно.

Он собрался уже было перевернуть большие песочные часы, как появился Сарвант.

— Как рука?

Сарвант показал руку Черчиллю. Бинта не было. Рану заклеили, и она была покрыта слоем какого-то прозрачного вещества.

— Они сказали, что она с этого момента годится для любой работы, — удивленно объявил Сарвант. — Ред, во многих отношениях эти люди регрессировали, но в биологии они себе равных не знают. Жрица сказала, что эта тонкая ткань — псевдоплоть и она разрастется и даже места, где была рана, видно не будет. Они перелили мне кровь, дали какую-то еду, и я сразу зарядился энергией. Но они сказали, что это не бесплатно, — добавил он с иронией, — и обещали выслать счет.

— В этой культуре, у меня такое впечатление, не терпят дармоедов, — ответил Черчилль. — Нам бы лучше подыскать работу, да побыстрее.

Они вышли из храма и продолжили прерванный путь в портовый район. На этот раз они без инцидентов добрались до реки Потомак.

Причалы тянулись вдоль берега по крайней мере на два километра. У пристаней вплотную теснились суда, и еще многие стояли на якоре посередине реки.

— Выглядит как изображение порта начала девятнадцатого столетия, — сказал Черчилль. — Парусные корабли всех типов и размеров. Пароходов я не ожидал увидеть, хотя глупо считать, что эти люди не смогли бы их построить.

— Запасы угля и нефти кончились намного раньше, чем мы покинули Землю, — сказал Сарвант. — Они могли бы жечь лес, но у меня создалось впечатление, что они, не обожествляя деревья, все же не рубят их без крайней необходимости. А ядерного горючего они или не знают, или соответствующие знания под запретом.

— Ветряная тяга может быть медленной, — заметил Черчилль, — зато она бесплатна и всегда под рукой. Смотри, какой красивый корабль!

Он показал на одномачтовую яхту с белым форштевнем и алым парусом. Она шла к слипу сразу за той пристанью, на которой они стояли.

Черчилль, махнув Сарванту, направился вниз по широким ступеням, идущим вдоль берега. Он хотел поговорить с моряками, а люди на яхте были похожи на тех, на которых он когда-то работал в студенческие каникулы.

На руле стоял седой, крепко сбитый мужчина лет пятидесяти пяти. Двое других казались его сыном и дочерью. Сын был высоким, хорошо сложенным, красивым парнем лет двадцати, его сестра — миниатюрной девушкой с хорошо развитым бюстом, тонкой талией, длинными ногами, потрясающе красивым лицом и длинными волосами цвета меда. Лет ей могло быть от шестнадцати до восемнадцати. Одета она была в свободные шаровары и короткую синюю куртку; ноги ее были босы.

Она стояла на носу яхты и, увидев двух ждущих на слипе людей, сверкнула белыми зубами и крикнула:

— Держи конец, моряк!

Черчилль поймал конец и зачалил яхту. Девушка выпрыгнула на доски причала и улыбнулась:

— Спасибо, моряк!

Юноша сунул руку в карман килта и кинул Черчиллю монету:

— Это тебе за хлопоты.

Черчилль глянул на монету — это оказалась Колумбия. Раз эти люди столь щедро раздают чаевые за такие мелкие услуги, с ними стоит познакомиться.

Он бросил монету обратно, и юноша, хотя и не ожидавший этого, ловко поймал ее одной рукой.

— Благодарю, — сказал Черчилль. — Но я не лакей.

У девушки расширились глаза, и Черчилль увидел, что они темного серо-голубого цвета.

— Мы не хотели вас обидеть.

Голос был глубокий и грудной.

— Я не обиделся, — ответил Черчилль.

— По вашему акценту я могу судить, что вы не дисиец. Не будет ли оскорблением спросить, какой ваш родной город?

— Нисколько. Я родился в Манитовоке — городе, которого больше нет. Зовут меня Редьярд Черчилль, а моего спутника — Нефи Сарвант. Он родился в городе Маса в штате Аризона. Нам по восемьсот лет, и для этого почтенного возраста мы замечательно хорошо сохранились.