Владимир Михайлов - Завет Сургана

– Ничего, наши отыграются.

Квадрат-воин лишь усмехнулся. И усмешка вновь и вновь возникала на его губах во время полета до того самого мгновения, когда машину не тряхнуло сильно, так что она шарахнулась в сторону, а за бортом, было видно в иллюминатор, всклубилось облако разрыва.

Командир агралета высунулся из кабины.

– Нас атакуют! Обстреливают ракетами.

– Кто?

– Машина со знаками ОСС.

– Сообщи в центр!

– Пытаюсь. Сигнал забивают.

И снова разрыв – с другого борта и чуть .ниже. Пленники переглянулись.

Пилот едва заметно пожал плечами. Командир машины предупредил:

– Квадрат-воин, у меня осталось четыре антиракеты; если они выпустят еще полдюжины – одна-две нас точно достанут. Что это за кабак, можешь понять? У меня же невооруженная машина!

– Чего ж тут понимать, – откликнулся квадрат-воин. – Это их (он кивнул в сторону пленных) начальство избавляется от свидетелей. Они же там не знают, что мы их и так приговорили. Думают – отвозим в надежное место. Наверное, кто-то решил там, что они раскололись, вот и принимают меры.

Пленные переглянулись, хмурясь. Один из них, изогнувшись, выглянул в иллюминатор.

– И правда, машина из наших, – сообщил он тихо. – Знаки флага Соно. И манера знакомая. Его почерк.

– Комедию ломаете, – сказал прикованный пилот.

– Ага, – согласился квадрат-воин. – Смешно, правда? Смешнее некуда.

На этот раз два разрыва прозвучали одновременно. Машина нырнула, летчикам с трудом удалось уравновесить ее.

– Осталось две антиракеты, – сказал пилот агралета почти спокойно. – И тогда – все.

– Понятно, – молвил квадрат-воин. – Что же, придется покинуть машину. И вам тоже.

– А эти?..

– На них кошельков не запасено. Да им-то какая разница? Жаль только, что до места не довезем – не выполним задание. – И повернулся к арестованным:

– Извините что так, ребята. Не наша вина. Мы хотели, как лучше. Ваши хозяева испортили картину. Претензии к ним.

И тут наконец третий пленник не выдержал:

– Да гори они синим огнем! Я дам показания! Дам!

– Это ты сейчас такой разумный. А если спасемся…

– Прямо сейчас готов! Пиши! Мы везли Гумо на остров Кукурей, где у него была встреча с усхани Арба-рамом.

– Ромо!

Еще два разрыва.

– Да провались они все!.. Квадрат-воин сказал:

– Похоже, и в самом деле надо спасаться.

– Ага, – сказал пилот и скрылся в кабине. У каждого словно что-то оборвалось внутри: с таким ускорением агралет вдруг устремился вверх, выше, выше. Видимо, двигатели на нем стояли не те, что были у атакующего: тот остался далеко позади и внизу. Агралет с пленниками скрылся в облаках. Круто изменил курс. Теперь найти его стало практически невозможно.

Сури понял, что они, женщины из караула, хотят с ним сделать. И первым его желанием было взмолиться о пощаде. Сказать: "Я ведь не один был, и не я приказывал. И вообще, будь проклято мое мужское, не хочу быть мужчиной, только не делайте со мной этого, вас же так много". Но что-то помешало ему, какой-то подсознательный запрет возник, а может, просто понимание того, что чем больше будет он просить, тем хуже с ним обойдутся. Женщины ведь, говорят, могут заниматься этим без устали, так уж они созданы Творцом. Наверное, нужно было наоборот – словами и усмешкой показывать, что предстоящее ему очень нравится, что он ждет с нетерпением и вообще принимает происходящее за веселую и приятную игру; он и попытался так сделать, и улыбался, пока его сразу шесть дам укладывали на нары, раздевали и делали все нужное для того, чтобы его хватило бы подольше. А внутренне он в эти мгновения ненавидел это свое мужское, почему-то не желающее подчиняться рассудку, но ведущее себя так, как женщины и хотели. А им, кажется, тоже не было весело, они не смеялись; улыбались, правда, но в улыбках этих читалось не ожидание предстоящего удовольствия, а скорее стремление выполнить долг; может, по их обычаям это могло оказаться искуплением того, что недавно разведчики сделали с ними. Так или иначе, ему предстояло рассчитаться за их общую вину, и никак нельзя было избежать этой расплаты. Сури вздохнул и покорился. Когда им занялась четвертая по счету, мысли начали туманиться, и он лишь, сам того не сознавая, тихо постанывал при каждом движении насильницы. Внутренний, неконтролируемый страх охватил его, когда он ожидал, что вот сейчас навалится пятая; однако она почему-то медлила, и вообще что-то изменилось в караулке, Сури только никак не мог понять – что. Он воспринимал слухом новые голоса и какие-то очень знакомые, не улкасские слова, но не мог понять, что же они означают. И лишь когда его подхватили под мышки, усадили и принялись одевать, решился открыть глаза. Заплетающимся языком, с трудом шевеля губами, пробормотал: