Алла Конова: Свет глубоких недр

И вдруг закричала:

— Дышит! Дышит!

Саша облегченно улыбнулся.

Поклажу оставили в пещере. Саша с трудом передвигался сам. Вадика несли. Лелька часто прижималась ухом к его груди: бьется!

Выбрались из мрака, кажется, в полдень. Солнце искоса освещало лаз. Но не солнце воспринималось, как главное, а живая зелень травы, свежие запахи воздуха, подлинная бескрайность неба. Устроили поудобнее Вадима. Саша тяжело опустился рядом. Он лежал, вытянувшись всем телом, всматриваясь в небо. И казалось… Вся невиданная свежесть этой бескрайности падает на него.

Эдуард пошел назад, во мрак и духоту, к зловещему урчанью гейзера. Спальные мешки и еду принести надо.

Лелька прикладывала мокрую косынку к пылающему лбу Вадима. Косынка моментально сохла.

— Рот смачивай, — сказал Саша.

Он сам все пил и пил ледяную родниковую воду, болью отдающуюся в зубах. И никак не мог напиться.

Эдуард вернулся ночью, когда гора прикрыла солнце.

— Надо срочно вызвать вертолет, — в десятый раз повторял Александр мучившую его мысль.

Но до лагеря, до желтенького домика-теремочка, где ждет их Ксения Михайловна, такой бесконечно долгий путь!

Жадно пили пахучий чай. Александр тоже привстал и полулежа наливал себе кружку за кружкой. Вдруг слабый возглас:

— Леля! Ты?

Глаза Вадима, сейчас широко раскрытые, смотрели в серое небо.

Лелька, расплескав на колени кипяток, поставила кружку.

— Ты?

Нет! Не показалось!

— Вадик! Вадик! Я здесь! Я здесь!

И тогда он по-настоящему увидел ее. Повел глазами по сопкам, по небу. Чуть улыбнулся.

— Значит, все…

— Тебе больно? Тебе больно? — спрашивала Лелька.

— Нет! Не больно! И не было больно. Только душно.

И вдруг спохватился.

— Как достали меня? Думал — все…

— Ты выплыл, — захлебывалась Лелька словами, — сам выплыл…

— Выплыл… — повторил он. — Не помню.

— А что помнишь? — тихо спросил Александр.

— Не надо! Не надо! — резко крикнула Лелька. — Не надо вспоминать.

— Мне не тяжело, Леля. Наоборот, должен быстрее рассказать. Только… Приподнимите меня… немного… И воды, холодной…

Он старался пить мелкими глотками, смачивая пересохшие губы, язык… Но настрадавшийся организм сам тянул влагу. Вадим жадно хватал воду, проливал ее… Его лицо начало заметно бледнеть. Закрыл глаза… Лежал так долго… Резкий ветерок прорвался в распадок.

— Хорошо, — шепнул Вадим, — хорошо… Еще бы дождик…

Леля осторожно брызнула ему в лицо холодными каплями.

— Завтра… смогу идти… сегодня… отдохнем… здесь… расскажу…

Он все так же жадно пил ледяную воду и медленно говорил.

— Узкая расщелина… расширяется… Кажется, море горячей воды… До ста градусов… а то и больше… Много растворимого, что не кипит… Или давление повышено… Дна не достал… Шел под потолком… Тяжело в этом костюме… Изоляция слабая… Необходимо особое термонепроводящее снаряжение… Там не темно… свечение то голубое… то фиолетовое… О… нет… Это не просто вода… в скалах… Это новый мир… И этот мир красив… Скал… Камней… Нет… Они исчезли… Снизу поднимаются лапчатые гигантские пальмы. Блещут отраженными огнями… Тонкие лианы вьются в воде… Как они существуют в кипятке… Не знаю… Или я не смог понять, что вокруг… И подгоняю — под наземные образы… Наверно, я очень увлекся… Опомнился… Веревки нет… Попробовал выбраться из зарослей… Но они оказались кругом… В этот момент услышал звон… Не понял откуда… Сколько там твоих чешуек, Леля… Они меня спасли… я… потерял ориентацию… Но догадался… Эти чешуйки все время кружатся., в водовороте… Отдаться их току… Может быть… он вытолкнет… И вдруг твой шепот, Леля: «Вадик!» Как будто ты стоишь рядом… И понял, что звон — ваши сигналы… Поплыл на него… Последнее, что помню…

Вадим замолчал. Товарищи не двигались и тоже молчали, боясь помешать вспомнить.

Тучи сгустились в небе. Вот-вот хлынет дождь… Ветер завертелся по табору, раздувая дым, поднимая золу…

Вадим ничего не замечал. Он старался прислушаться к чему-то внутри себя и осознать это «что-то»… Зрительно он помнит что-нибудь? Почти ничего… Только какие-то блестящие иглы или полосы. На фоне разноцветных стеблей они кажутся темными. Звуки? Нет! Тишина! Он напряженно прислушивался. Звонкие удары — единственная связь с жизнью. Он уверен: ничего не прозвучало. Запахи? Как они могут проникнуть в скафандр?!!

И вместе с тем он уверен — в сознании что-то осталось. Как неясный зов во время болезни, как тревожный сон…