Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

— Вот в последнем я не уверен, — сказал Йесс и, открыв дверцу бара, вытащил небольшую бутылку и пачку сигарет. — Вино кэринянское, а сигареты с Земли. Мне нравится и то и другое. Вот почему я думаю, что я, Йесс, не только бог Кэрина. Я, Йесс, бог всей Вселенной. — Он говорил об этом, как о само собой разумеющемся.

— Ты действительно веришь в это?

— Я знаю.

— Тогда незачем и спорить, — сказал Кэрмоди. — Я, собственно, и не намеревался спорить с тобой. Но мне хочется быть честным. Я приехал сюда, чтобы попытаться разубедить тебя в одном из твоих замыслов. Я…

— Я знаю, почему ты здесь. Твоя Церковь послала тебя, вооружив теми же аргументами, которые представил мне Рилг. Бедняга, сам того не ведая, является эльгулитом. Я знаю об этом давно, но ничего не могу поделать, потому что редко вмешиваюсь в дела правительства. Кроме того, почти все политики Кэрина — что, возможно, касается и других планет — тоже эльгулиты. По собственной воле или бессознательно.

— И поэтому ты принял такое решение?

— Я думал о нем весь последний год. Но не намерен провозглашать его народу до самого последнего мгновения. Потому что если у людей будет много времени на размышления, они могут взбунтоваться.

Конечно, я ни в чем не могу их обвинять. Слишком многие из них знают, что не переживут Ночи. Но время на уговоры само-обманувшихся прошло. Если за своим показным служением Йессу они действительно эльгулиты, им следует это понять.

— А что ты скажешь о детях? — спросил Кэрмоди.

Он знал, что лицо его покраснело и Йесс осознает, что Отец разгневан.

— Жизнь расточительна. Жизнь — это борьба. Кто-то понимает это, а кто-то — нет. Бунта дает, но не отнимает. Она позволяет жизни идти своим чередом.

Кэрмоди сидел молча, подавленный: он понимал, что ни в чем не сможет переубедить Йесса.

— Когда Ночь пройдет, мы осуществим реорганизацию, — продолжал Йесс. — Мы проведем интенсивную компанию обращения в веру максимально возможного числа некэринян. Я сам собираюсь посетить другие планеты.

— А это не опасно? — спросил Кэрмоди. — Если тебя убьют какие-нибудь религиозные фанатики, о тебе пойдет дурная слава.

— Нет, это не так. Появится новый Йесс. Убийство Йесса не опровергает его божественность, а усиливает — так же, как в случае с Христом.

— Ты хочешь сказать, что планеты имели своих собственных спасителей лишь как временную замену до тех пор, пока не появился ты, истинный суперспаситель.

— Именно так, — ответил Йесс. — Это эволюция божественного начала. Так же, как Новый завет заменил собою Ветхий, так же, как Книга мормонов, Коран, «Ключи науки и здоровья» дополнили Библию, так и другая Книга идет им на смену, чтобы объединить в себе все существовавшее до этого знание.

Сейчас я диктую Книгу Света. Вскоре она будет закончена. В ней отражена краткая история Бунты и ее народа. Кроме того, она будет представлять в организованной и доступной форме основные принципы нашей религии. Она сделает то, на что не осмеливались другие писания. Она понесет в себе детально расписанное пророчество грядущих событий. Она даст его не в смутных символах, которые можно трактовать по-разному в тысячах версий. Она предоставит ясное и вполне определенное пророчество.

Когда эту Книгу переведут на все языки Галактики и она станет доступной каждому, свершится величайший миссионерский подвиг всех времен.

Йесс посмотрел в глаза Кэрмоди, и священник почувствовал, как на затылке у него поднимаются волосы. Это была та аура, которую многие отрицали. Это была та аура, которую он чувствовал, когда входил в храм с другими Отцами, чтобы породить бога Йесса, — аура Бунты.

Внезапно это ощущение исчезло. Йесс встал:

— Рад был видеть тебя, Отец.

Кэрмоди тоже поднялся:

— Могу ли я обнародовать твое решение?

— Нет. Ты не должен говорить об этом. — Йесс подошел к нему, обнял его за плечи и поцеловал. — Не печалься, Отец. Ты многого не понимаешь. Прими мое решение, как ты принимал события Ночи и мое зачатие существом, которое ты породил своим сознанием.

— Мне бы тоже этого хотелось, — ответил Кэрмоди. — Но я не могу принять необходимость страданий и смерти.

— Они не будут излишними. Да пребудет с тобой Бунта.

— А с тобою — Бог, сын мой.

Выйдя из лифта на первом этаже, священник сразу увидел Тэнда.

— Ну как все прошло, Джон? Как ты себя чувствуешь?

— Угнетенно. И тревожно. Я чувствую себя как актер, который вышел на сцену и обнаружил, что играет в плохой пьесе да в плохом театре.