Максим Бондарчук - Долина Моленклоу

*

Это удивительно, но меня никто не узнает. Даже те, кто когда-то разговаривал со мной, теперь косятся от одного моего вида и даже не подозревают, кто я есть на самом деле. Путь был неблизким, но он того стоил. Я смог попасть в одно поселение, которое контролируется "Рубиконом" и найти работу. Люди безмолвны. Они ничего не говорят, ничего не обсуждают. Вечерами, когда наемники делают обход по всем улочкам, практически невозможно найти хоть одного человека. Они сидят по своим домам и не высовывают носа. Законы установлены и непослушание каралось очень строго и безоговорочно. Был день, когда я стал свидетелем публичного выдворения одной семьи. Их выгнали прямо перед самым закатом, как раз в тот самый момент, когда голодные собаки начинали рыскать вдоль мест, где жили люди. Это означало лишь одно - верную смерть, которая должна была наступить со дня на день. У них не было ничего, даже еда, которую выдавали всем работающим, была изъята и отдана на хранение в специальный склад. Все остолбенели, но ничего не сказали.

*

Двумя днями позже мне все же удалось вырваться на дорогу в составе небольшой группы, в задачи которой входило обследование местности на предмет наличия отрядов "Заката". Война была в самом разгаре. Свинца никто не жалел и любое боестолкновение напоминало настоящую мясорубку, в которой изо дня в день перемалывалось все больше и больше наемников. Дороги, прилегающие территории, все было завалено обломками техники, развороченными блиндажами и телами солдат. Настоящий пир для собак которых в это время развелось невиданное множество. Мы ехали по самой обстреливаемой трассе. Но вопреки логике и здравому рассудку, именно здесь чаще всего можно было наблюдать действия воюющих сторон. Мы двигались медленно, не спеша. Даже в такие моменты. Когда наступало затишье и снаряды переставали падать на голову, я все еще ощущал чье-то присутствие вокруг меня. Наемники называли это "волчьим чутьем" и утверждали, что со временем оно может преобразоваться в интуицию, способную не раз спасти мою жизнь. Не знаю было ли это правдой или простой армейской байкой, но каждый раз, когда чувство появлялось внутри меня, я старался вести себя более аккуратно.

*

Взрыв. Его видели все, кто находился в это время на нужной стороне. Появившись далеко за пределами нашего поселения, его яркая вспышка ослепила всех нас и заставила на время закрыть глаза руками. Волна за считанные секунды долетела до нас и снесла на своем пути все. Дома, технику, все это взмывало в воздух как детские игрушки и улетало прочь, оставляя после себя лишь металлические обломки. Никто не знал, что произошло, но спустя некоторое время, очевидное вещи сами стали напоминать о себе. Всего за каких-то пару дней дальние территории, которые оказались в эпицентре взрыва, опустели и стали непригодные для жизни. Люди умирали как мухи от лучевой болезни и с этим ничего нельзя было поделать. Нам строжайше запретили покидать поселение под угрозой смерти. Брать воду и еду из тех самых источников, что могли быть заражены после всего случившегося.

*

Прошло еще несколько дней, пока окончательно не стало ясно, что же все-таки произошло. Впервые за долгие годы "Закат" теряя позиции и проигрывая в войне, которую он сам и начал, применил оружие на которое был наложен запрет всеми установленными правилами ведения войны. Но видимо, что-то пошло не так и ситуация оказался действительно критической даже для такой могучей организации как "Закат". Бомба была сброшена в тот самый момент, когда бывшие наемники "Рубикона" начали свое главное наступление на позиции противоборствующей стороны. Сколько погибло даже примерно сказать нельзя, ведь в таких войнах статистика играла второстепенную роль. "Победителей не судят, а погибших не считают", так однажды сказал один из солдат, охранявший наше поселение все это время. Наверное, он был прав. Победа, вот к чему все стремились, а средства были не так важны. Каждый день, проведенный в этом месте, взаперти как пойманная крыса, я становился каким-то другим. Мне стали чужды идеи, которым я когда-то клялся в любви, месть - отошла на второй план. Выжить. Вот, что стало основой моей жизни. И было это очень трудно. Порой мы несколько часов простаивали в очередях за порцией не самой свежей еды и воды, но сделать что-то не могли даже сами наемники. Я слышал их разговор. Где один выразился, совсем уж откровенно сказав, что всех нас ждет голодная смерть, если Тул не найдет способ что-то сделать. И почти каждую неделю к нам приезжал караван с провизией, он был как манна небесная, дарующая жизнь обездоленным и не дававшая умереть нам в этом проклятом поселении, где вода стала дороже любой валюты."