Василий Криптонов - Ты можешь идти один

Наконец на сцену забралась симпатичная девушка (уж не знаю, кем она была) и, включив микрофон, объявила о начале официальной части. Музыку убрали, и в ушах зазвенело от необычайной тишины.

Девушка поблагодарила всех присутствующих за то, что пришли, и сорвала немного аплодисментов.

— Осенний бал, — сказала она, дождавшись тишины, — это давняя школьная традиция. Осень означает многое. Это и новый учебный год, и последние теплые денечки. Осень — пора сбора урожая. Осень — подготовка к зиме. Вспомним те прекрасные стихотворения об осени, которые писал Александр Сергеевич Пушкин. Издревле люди знали, чувствовали особое значение этой дивной поры. А для вас, старшеклассников, нынешняя осень, знаменующая начало нового учебного года, несет и довольно грустные мысли. Мысли о скором расставании.

Тут, разумеется, многие зафыркали. Я еще раз оглядел зал. Здесь были не только одиннадцатые, но и десятые и даже девятые классы.

— Да, наверное, в суете школьных будней такие мысли не задерживаются в ваших головах. Но — вот увидите! — стоит только вам сделать шаг за школьные ворота, оказаться в совсем другом мире, как вы начнете вспоминать эти стены. Вспоминать своих школьных друзей. Невзгоды и радости, победы и поражения. У каждого из вас своя жизнь. Но сегодня мы — вместе. Сегодня мы — одна большая школьная семья. И пусть этот праздник будет одним из самых светлых ваших воспоминаний! Будьте счастливы!

Снова громыхнули аплодисменты. Кто-то пытался орать какие-то остроты, но они тонули в поднявшейся волне.

Я надеялся, что перед конкурсом пройдет какое-то время. Я даже надеялся, что организаторы внезапно каким-либо образом забудут о нем. Но судьба не подарила мне этого счастья.

— Мы начнем с танцевального конкурса, — объявила ведущая. — Выпускные классы подготовили программы, которые им не терпится продемонстрировать.

«Ага, не терпится!» — подумал я, вытирая вспотевшие дрожащие ладони о брюки. К локтю кто-то прикоснулся. Повернувшись, я увидел подбадривающую улыбку Жанны. Сразу же стало легче. Я даже сумел улыбнуться в ответ.

Первым выступал одиннадцатый «А» класс. Поскольку сцена была маленькой и годилась разве что для выступления небольшого ансамбля, все происходило непосредственно в зале. Ученики разошлись, встали кругом, глядя на свободное место в центре зала, где смущенно перетаптывались пять пар. Та же самая учительница танцев, что занималась с нами, подбежала к ним и что-то торопливо зашептала. Они слушали и кивали головами. Как ни странно, я ощутил укол ревности. Надо же, и нашим и вашим!

Закончились приготовления. Заиграла музыка. Это был не тот вальс, под который репетировали мы, но мелодию я узнал. Та самая, под которую я вчера целовал Машу.

На мой взгляд, ничего особо интересного «ашки» не сделали. Просто танцевали без всяких изысков. Выполнили несколько несложных фигур, часто запинались. Тем не менее, когда они закончили, им все от души хлопали и даже свистели.

И вот объявили нас.

— Пошли! — потянула меня Жанна. — Наш звездный час!

Она и вправду напоминала звезду. Я так и называл ее мысленно: «Звездочка».

Мы стояли в центре. Вокруг нас в привычном порядке стали еще пять пар. Мне удалось повстречаться взглядом с Машей, которая тоже ощутимо преобразилась ради этого вечера, и она «сказала» мне: «Все хорошо!»

То же самое сказала мне Жанна. Но я все еще дрожал, пока не вспомнил плещущий энергией голос из телефонной трубки: «Порви их всех там, на этом балу!» И я улыбнулся. Крепче и увереннее сжал ладошку Жанны.

Началось. Мы пропустили первые такты музыки, ожидая хорошо знакомого места. И вот оно! Я шагнул вперед, и мир исчез. Передо мной была только моя Звездочка, которая влекла за собой, то отдаляясь, то приближаясь. Изредка скользили чьи-то тени. Наверное, где-то рядом тоже были люди. Тоже танцевали и — кто знает? — быть может, для них тоже исчезал окружающий мир.

Я хотел бы умереть в этот миг, раствориться в этом сверкающем, манящем, безумно-яростном играющем потоке. Может, даже я умер на какой-то миг, и моя душа воспарила к далеким звездам, среди которых не оказалось той, единственной. И я вернулся.

Мы с Жанной стояли, глядя в глаза друг другу. Я видел в ее глазах восхищение. И тут вернулся мир. Он ворвался, как воздух в вакуумную камеру, и заполнил уши грохотом — уже не аплодисментов, нет! — но настоящих оваций. Ведущая пыталась кричать что-то в микрофон, но киловаттные усилители оказались неспособны подавить эту яростную бурю.