Константин Шабалдин - Старик, романтика и марсиане. Сборник рассказов

– Ты сможешь их понять, – сказал Херст. – Или они тебя. Ведь не случайно именно к тебе ходит этот малахольнй.

– Старик? Вообще -то он только этого и добивается, чтобы мы установили контакт с марсианами.

– Ну, вот идите и устанавливайте, – сказал медик.

– Какого чёрта? – я вскочил и попытался ходить из угла в угол, но при таком количестве гостей в тесноте метеорубки это оказалось затруднительно. Я снова сел и сказал:

– Этим должны заниматься специалисты. Там уже одна экспедиция сгинула, я не хочу.

– Думаешь отсидеться в своей конуре? – Херст ударил кулаком по подоконнику и горшок с кактусом подпрыгнул. Между прочим, это был единственный кактус на Марсе. – Две тысячи человек находятся на краю гибели! Кому нужны теперь твои метеопрогнозы?

А начальник Купола устало потёр лицо ладонью и сказал:

– Сегодня я распорядился урезать нормы выдачи на пунктах питания. И это лишь начало. Мы не сможем существовать автономно. Нам нужны реактивы, запчасти, удобрения. Горючее. Если Земля прекратит снабжение, а она, судя по всему, его прекратит, мы продержимся от силы полгода. Речь идёт о выживании.

– Не пойду, – сказал я. – Это не входит в мои служебные обязанности. Я метеоролог, а не Христофор Колумб, не Магеллан и даже не Афанасий Никитин.

– Кто такой Афанасий Никитин? – подозрительно спросил Херст.

– Бросьте капризничать, – сказал тогда медик. – С такой степенью джуэйнизма как у вас, мне очень легко будет объявить вас профнепригодным. И отправят вас на Землю. И что вы там будете делать?

А начальник Купола спросил:

– Неужели вам самому не хочется? Это же так интересно. Мы дадим вам всё необходимое. И хорошие премиальные.

Хотелось ли мне? Ещё как хотелось. Увидеть марсиан, общаться с ними, потрогать фиолетовый мох… Но я боялся. Я очень боялся. Я уже тогда чувствовал, что это всё плохо кончится. Но начальник Купола сказал:

– Собирайтесь и идите спасать людей. Так уж вышло, что теперь люди зависят от марсиан. И от вас. И у вас нет выбора.

А Херст добавил:

– Ты оружие с собой не бери. Не годится послу с оружием. Возьми на всякий случай промышленный огнемёт, которым забойщики грунт сушат.

И я дождался Старика и отправился с ним к марсианам. Вот такой дурак я был.

***

Старик светился от счастья. Он ёрзал на сиденье краулера и всё пытался мне рассказать, как следует правильно себя вести при встрече с марсианами, но у него плохо получалось.

– Как они приветствуют друг друга? – спрашивал я.

– Приветствуют? А -ха -ха, – покатывался Старик. – Вот ты насмешил. На кой хрен им друг друга приветствовать? Скажешь тоже.

– Ну, как-то же они выражают эмоции? Доброжелательность, например. Жесты какие-то есть? Слова?

– Слова есть. Мало. Ими почти не пользуются. Незачем им. И эмоции тоже. Им же проявлять их, смысла нет.

– Почему? – удивился я.

– Им и так хорошо.

Я ничего не понимал из его объяснений, как и раньше он говорил только ему понятными намёками, хихикал и кхекал. И тогда я впервые заподозрил, что Старик не так безумен, как пытается показать и всё это время преследует какую -то свою определённую цель. И тут меня накрыло галлюцинацией. Или это был мираж? Или бред от неверного использования дыхательных смесей в скафандре?

Сначала я услышал музыку. Играл симфонический оркестр, что -то из Моцарта. А прямо по курсу метались огромные полупрозрачные фигуры балерин. Их было очень много. Они подпрыгивали до звёзд и плавно опускались на песчаные дюны. И снова взлетали и их пачки напоминали гигантские дирижабли, а пуанты продавливали в песке следы полуметровой глубины. Я узнал этих балерин. Это были стриптизёрши из бара. Но увеличенные раз в десять. «И это всё мне?» – подумал я. Потом видение исчезло, музыка стихла, и я сосредоточенно тянул рычаги краулера, объезжая микрократеры. Рядом со мной хихикал Старик и я не понимал, что здесь делаю.

А перед нами по -прежнему тянулись пески Марса, бескрайние дюны в тусклом свете далёкого Солнца. И я знал, что такой пейзаж будет сопровождать нас до самого карста, и когда войдём туда, ничего не изменится, как не менялось миллиарды лет со дня сотворения этой убогой планеты. Какой фантаст придумал, будто бы Марс красный? Он серый, как дохлая мышь. Здесь нельзя жить. Жить надо на Земле. Там зелёная трава и ласковое Солнце и много девушек в обтягивающих джинсах. Но я эмпат, мне противопоказано находится среди людей. Я слишком хорошо их чувствую.