Альберт Зеличенок - Трудно быть Лёвой

Он перевел взгляд на Левушку.

- Ну?!

Лева стоял молча, ошеломленный бурным натиском.

- Это ты меня вызвал?

Лева в смятении помотал головой. Он все еще был не в силах вымолвить ни слова.

- Слушай, ты язык проглотил? Если ты не хотел сражаться, зачем устроил поношение щиту?

Куперовский наконец проглотил комок в горле.

- Извините, я не знал. Я думал, щит здесь повешен специально, чтобы по нему стучали.

- Правильно думал. Специально и висит. Он висит, они по нему стучат, я слышу, таки сильно обижаюсь, выхожу, мы единоборствуем, и я немножко таки убиваю их до смерти. Потом один мой знакомый резник, Меер Завец, делает мне очередную штуковину на забор. Но только самый мерзкий язычник лупит по щиту в пятницу, когда порядочный еврей плачет о своих грехах, чтобы на следующий день с легкой душой смеяться и петь назло всем врагам. Хуже этого может быть только колотить по нему в субботу, когда еврею нельзя брать в руки оружие, и ему остается только угостить незваного визитера гневным взглядом. Один раз блудный гой таки поступил так. Но я посмотрел на него, что он умер от разрыва сердца.

Он замолчал и внимательно оглядел Левушку.

- Ты ид? По виду вроде похож.

- Да.

- Тогда чего ж ты ведешь себя, как необрезанный язычник?

- Так я же объяснял, - начал снова Куперовский. - Я не знаю ваших обычаев. Я из далекой страны, попал сюда случайно и не своей волей, а поскольку меня материализовали вблизи вашего замка, то я решил, что именно сюда мне следует обратиться в первую голову.

По ассоциации он поднял взгляд на пики.

- Ты хочешь спросить про этих? На них можешь не обращать внимания, великодушным жестом хозяин замка как бы отодвинул в сторону забор со всем его содержимым. - Они тут все необрезанные.

Лева, который (если уж раскрывать читателю подноготную правду) тоже не подвергался вышеозначенной операции, слегка похолодел.

- К тому же не все здесь настоящие. Меер Завец такой пройдоха, что изготовляет муляжи - от настоящих не отличить. А чем больше голов - тем больше уважения. Ну, пойдем в дом.

По дороге он продолжал разговаривать.

- Ах, этот Меер. Он таки отлично режет не только здесь, - рыцарь указал глазами вниз, - но и здесь, - он провел рукой по горлу. - Делает свой маленький гешефт. Но больше всего шекелей ему приносят искусственные головы. Понимаешь: по дорогам стало ездить слишком много рыцарей, потребление таким образом увеличивается, а предложение голов не растет. Иной раз по полгода стены не обновляю. А ведь они портятся, дождь, град, вороны. Нет, муляжи дороже, зато долговечны. К тому же безопасны, а с возрастом это таки приобретает значение. Честно говоря, я накопил пару шекелей и приобрел на черный день десяток-другой этих сувениров. А то вдруг Меер уедет - что ж я без него делать буду?

Он провел Куперовского в небольшую комнатку, где уже была приготовлена постель.

- Вот здесь у меня странноприимные покои. Располагайся. Поесть тебе принесут, но не обессудь - ужин таки будет скромный. Зато завтра поешь, как у мамы. А я пошел спать. Перед субботой у нас, благородных Столпнеров, всегда было принято поститься на час дольше, чем у соседей, а сон, как известно, - лучшая замена пищи. Хотя и спится на пустой желудок таки довольно плохо. Поэтому в семье Столпнеров всегда были в ходу спиртное и снотворное, и я уже успел принять лекарство, когда ты постучал. Могу упасть прямо здесь.

И он ушел, цепляясь за стены.

Пир и правда был великолепный. Приехало много гостей, каждый вручал хозяину ритуальную халу, и у каждого на боку, помимо меча, была небольшая сеточка с ручками, вроде нашей авоськи.

- Для чего это у них? - спросил шепотом Лева у Столпнера, указывая ему на эту неожиданную принадлежность рыцарского вооружения.

- Как "для чего"? - изумился тот. - Или ты не еврей, что не понимаешь? Они же пришли в гости, так? Кушать будут, так? Должен же порядочный еврей принести что-нибудь и для семьи, для родственников. Вон, видишь благородного реба Зяму Иткина в голубом плаще с розовой опушкой? У него нет такой сумки, потому что он одинокий. У них в семье большая война была из-за наследства, это был такой цорес, что ни Боже мой! Младший брат приготовил отравленный фалшефиш, все кушали, он сам по ошибке тоже кушал, сам умер, еще двое умерли. Зяма выжил, зарезал троих, сестру замуж выдал, хорошо, удачно выдал, за раввина. Остальные члены семьи сами разбежались, теперь он живет один, богатый, как Ротшильд. Брать с собой ему некому, так ему обидно, и он ест за двоих, дай Бог здоровья благородному ребу.