Андрей Фролов - Волчьи тропы

— Уж кто бы говорил… — покачивая головой, сказал он, а Харальд тут же подхватил:

— Точно! Помните, во время речного боя зим пять назад, когда Атли нажрался так, что не мог стоять на палубе? Он тогда разогнал охрану транспорта одним своим видом, больше похожий на привидение! — И смех Харальда поддержали остальные, тыча пальцами в жертву.

— Атли — Болотная Лихорадка!

— Было-было!

— Что вы наговариваете?! — Ярл грозно нахмурился. — Не было такого! Это все Эймунд Обгаженная Рубашка, что отроком в хирде был той зимой, нам супчика сварил, словно диверсант какой!…

— А Олаф? — Бьёрн посмотрел поверх очков. — Чуть не убивший Рагнара после очередной попойки? Победитель левых флангов! Конунг, — тонким голосом начал дразнить он, — я хочу драться с Рагнаром, он обозвал меня сыном Мусспеля!

Новая волна хохота, от которого задрожали перекрытия.

— Ага, огненным великаном!

— Он его сыном мупеля тогда обозвал!

На этот раз Олаф не нашелся что ответить и только улыбался, глядя в пол, что, в свою очередь, лишь раззадорило новый смех.

— А Бьёрн, — Харальд на всякий случай отодвинулся от того подальше, — который чуть не открутил головуАтли, когда тот пьяный полез с ним брататься!

— Алкаши!

— Не было такого! Ты сам-то про себя вспомни, Харальд, славный поединщик: полез приставать к новой наложнице Рёрика, объясняясь в любви ко всему живому! — Тот покраснел, но захохотал еще сильнее.

— А ирландец, который по этому делу чуть не прибил веслом самого конунга?!

— А Олаф, когда он выпал за борт и мы только через час поняли, что у нас кого-то не хватает?!

— Уроды, я потом по берегу полдня мокрый тащился через земли охотников. А ведь на дворе ноябрь был, а не июль!

— Все бы вам накачиваться! Смотрите, неудачники, какой нож я взял трофеем в битве с Миссионерами под Кииком! — И Бьёрн продемонстрировал превосходный швейцарский кинжал.

— А вот этот шрам!…

— А вот эта цепь!…

— Да ты же тогда весь бой в отрубе провалялся, пока мы в корабле отбивались!

— Ой, как смешно, прямо животик колет… Посмотрите лучше сюда! Вот настоящий…

— Кто? Он? Да он даже глиняной миски разрубить не сможет!

Ивальд очнулся только тогда, когда в руку легла передаваемая по кругу бутыль. Причем понял вдруг: два круга он уже пропустил, пребывая в состоянии глубочайшего шока. Глотнул, захлебываясь, и даже не закусил, продолжая разглядывать северян, словно в первый раз.

За следующие десять минут из мешков появлялись все новые и новые вещи, старательно прилаживаемые, прицепляемые, подвязываемые или просто надеваемые викингами. За это короткое время они как бы преобразились, и теперь по каждому из раумов можно было читать, как по учебнику военной истории: схватки, крупные битвы, ранения и число сметенных врагов. Северяне расчесывали волосы, заплетали косы и бороды, умело вживляя в плетение крохотные обереги или цветные ленты, подтягивали доспехи, осматривали клинки и проверяли огнестрельное оружие.

Неожиданно Ивальд вновь почувствовал ледяной укол зависти и одиночества. Прижав к себе винтовку, он второй рукой поспешно нащупал на груди молот и невольно придвинулся к промолчавшему всю перепалку Орму.

Затянув последний ремень, ярл, наконец, довольно притопнул ногой и неторопливо прошелся по избе, красуясь перед ближниками, деловито заглядывая в углы и окна, за которыми вместе со снегом теперь опускались и сумерки. И остановился ровно напротив кузнеца, намеренно ли, или случайно, тот так и не понял. Оправив на шее тяжелую цепь, Атли сказал, обращаясь как бы сразу ко всем:

— Когда они придут, мы встанем в круг и будем отбиваться, а после выйдем на улицу и добьем оставшихся в живых. — Тяжелый взгляд из-под темных бровей ярла пригвоздил дверга к лавке, словно попавшегося мотыля.

Казалось, викинг смотрит прямо в душу кузнеца, сейчас такую неспокойную и мечущуюся по клетке обессилившего тела. Преступая через себя, он тихо ответил, словно Атли все же говорил это лично ему, и почувствовал, как приковываются в этот момент к нему взгляды остальных хирдманов. Забыв про стыд или слабость, Ивальд сказал то, о чем и думать не решался последние пять лун:

— Но ведь я же не воин.

Атли сдвинул уголок рта вверх, передумал и вдруг кивнул, решительно соглашаясь с кузнецом:

— Ты скоро им станешь!

А потом кто-то выключил звуки и снег. В тишине опускающегося вечера осыпанная белым деревушка, казалось, погружалась в дрему, сонно моргая лишь несколькими освещенными окнами и лениво перебирая воздух лопастями вышек. Ослепительное полотно не перечеркнуто ни одной дорожкой следов, контрастные тени становятся еще резче в затухающем свете уходящего прочь дня. Белая земля в окружении черно-зеленой стены и темное небо-крыша с размазанными по нему столбиками печных дымов.