«Логика в порядке», – с удовлетворением заметил Дозин. Теперь оставалось дожить до вечера, чтобы совершить последний переход.
Александр Петрович умывался и чистил остатки зубов, когда на глаза ему попался маленький стеклянный домик, стоявший тут же для красоты. Он навел на мысли о нелегкой доле соседа с третьего этажа – Семена Ерофеева, известного также под ником «Яробой».
Ерофеев переехал в этот дом года три назад. Бритоголовый и крупный двадцатипятилетний детина стал снимать однушку вместо уехавшей к себе на родину кавказской четы. Главной особенностью внешности Яробоя было отсутствие левого уха. Этот дефект, разумеется, сразу же породил массу сплетен, но правды о его генезисе никто в доме, кроме Семена, не знал.
Несмотря на необычный недостаток, парень по первости не привлекал к себе ничьего внимания: подтягивался во дворе, тягал дома штангу, сидел за компом, выгуливал немецкую овчарку по кличке «Тор», ездил на работу на «Совке», а также в парк Покровское-Стрешнево – тренироваться СГБ и немного «С-42» у Белова. Всё это – совершенно понятное и безупречное поведение.
Изменения произошли позже. Как-то раз, выгуливая пятничным вечером Тора, почти не пьющий Яробой схлестнулся у подъезда с компанией шумно гулявших прямо на детской площадке нетрезвых азиатов, которых он весьма корректно попросил покинуть неподобающее для кутежа место. Пьяные стали грубить и глумиться над Семеном, послышались угрозы. Азиаты были нелегалами – Ерофеев понял это, когда попытался просмотреть их закрытые лайфпрофили сквозь прикрытые веки. Двоих он сумел вырубить, но остальные не только запинали проявившего активную гражданскую позицию молодого человека до почти коматозного состояния, вызвав тяжелое сотрясение мозга, но и застрелили из травмата собаку, которая, рыча и лая, рвалась в бой.
Отлежавшийся в больнице Яробой вернулся уже совершенно другим человеком – мрачно и холодно, исподлобья глядел он на мир. Молодому организму в этот раз не был причинен непоправимый ущерб, однако Семен вернулся с душой, покалеченной навеки.
Отказавшийся от практики благочестивой и относительно трезвой жизни, к которой до того его склоняли идеи, почерпнутые в «Mein Kampf», Семен начал всё чаще пить в одиночестве, забивать на работу, ночами бродить по улицам в поисках драк.
Яробой, возможно, уволился бы с работы, бросил всё и уехал на Донбасс защищать русских – там уже несколько лет не затихал вооруженный конфликт – но его остановил один «ВК» -пост. Журналистка, побывавшая на передовой, передавала, как в кого-то там попало осколками бомбы, и он получил тяжелое ранение глаз, легких, брюшной полости; голеностоп оказался раздроблен. Яробой прочел об этом, и его передернуло. Когда сперва ты побегаешь со стволом в камуфляже между полосами «зеленки», поубиваешь вдоволь, а потом тебя быстро и безболезненно ликвидируют – это одно. Но, простите, такое?! Уж лучше не торопиться за билетом на тот Свет – пусть Родина сама решит, когда придет пора ее защищать. А поразлагаться мы и здесь сможем…
Дозин видел, что Ерофеева в одночасье словно подменили, но плохо представлял себе, что тут можно предпринять. А парень от алкоголя всё больше терял голову.
Александр Петрович нередко сталкивался с Семеном в лифте. Раньше, еще до трагедии, молодой человек всегда уважительно приветствовал старца. После же возвращения из больницы Ерофеев стал агрессивен даже к Дозину. Хотя тот не был ветераном – просидел всю Великую Отечественную в лагере – для Ерофеева «деды» уже были неразличимы.
– Ну что, епть, довоевались? – пьяно брызгал слюной Семен. – Запустили к нам гнид цветастых, борцы с фашизмом?!
Дозин молчал. Лифт останавливался на третьем этаже. Яробой выходил не сразу – заторможенный, пошатывающийся, плечами задевающий двери, уже начинавшие закрываться.
Как-то раз на первом этаже в ожидании лифта одновременно оказались молодые мужчина и женщина в синем из бригады «скорой помощи» и Александр Петрович. Дозин услышал, что женщина что-то произнесла по телефону про «десятый этаж». Он не был знаком ни с кем оттуда, но понял: плохо соседу или соседке по подъезду. Сам он пока что «скорую» не вызывал…
Лифт приехал, и женщина – брюнетка с ярко накрашенными губами и пухлым ликом, улыбнувшись и перегородив дорогу старцу, произнесла извиняющимся тоном:
– Вы на следующем, извините!
– Мне выше, пустите! – ответил Александр Петрович, и, поколебавшись, ему позволили войти.
Читать дальше