Алексей Михеев - Тысяча девятьсот сотый. Роман-мантра

Вдруг сквозь перо вороны словно прошли волны ветра, не затронувшие остальной мир. Перо начало расти прямо на глазах, изгибаясь, ломаясь на части. Ставшие полностью черными крупицы птичьего оперенья быстро заволокли собой всю Вселенную, и настала ночь. Впрочем, видение растаяло столь же внезапно, как появилось. Мальчик не успел даже испугаться как следует, а вокруг уже снова был день. Вот и что тут будешь думать?.. Самое главное, что на этом странные события не закончились! Не успел пацан дойти до корпуса «очага», как из-под распростертого кленового листа сама собой выехала механическая заводная машинка из металла. Врезавшись в Сашину туфлю, она объехала его и погнала прочь.

Пожалуй, для Саши это было первым осознанным соприкосновением с «высшими силами». Тогда Дозин еще не ведал, что сам является одной-единственной инстанцией на всех уровнях бытия, и потому все рассуждения о том, высшим или низшим силам он создает плацдарм в пространстве и времени, лишены всякого смысла – не с кем сравнивать. Но вот формы, в которые сам себя «пакует» Свет Изначальный – отдельный разговор.

Сформированные в ходе медитативной практики ретрообразы разделенного прасознания отца-матери Дозина, терявшие свою осознанность, не покидали ноосферу, живя своей жизнью – гротескно искаженные до полной неузнаваемости сущности.

В тихий час тем же днем мальчик Саша впервые увидел перед своим мысленным взором двух людей, сидевших за столом и беззвучно обсуждавших его судьбу – мужчину и женщину. Они сидели не где-то еще на Земле, и не в его голове – просто он вышел за пределы доступного разуму мира. Эти двое управляли судьбой Дозина, уже тогда стремясь направить ее в нужное русло. Они не издавали ни звука, однако каким-то неведомым образом Саша понимал их невербальный способ коммуникации. Однажды они покинули его голову. Кем они были, Дозин узнал гораздо позже. Пока ты монада Бытия, ты слеп, а когда ты становишься всем, тебе не хватает механизмов самовосприятия.

Второй этап работы, бывший загадкой для самого Александра Петровича, обычно оставлял странное послевкусие.

Дозин прекратил медитировать и сделал полное йоговское дыхание: глубоко вдохнул носом, позволяя кислороду сначала наполнить область живота, потом расширить грудную клетку и, наконец, приподнять ключицы; потянулся и плавно выдохнул, «сдуваясь» в обратной последовательности. Снова вдохнул и, чуть наклонившись и на выдохе задержав дыхание, выполнил минутное наули. Закончив, он прикрыл веки и, почти не дыша, немного посидел в полном спокойствии, после чего, открыв глаза, оглядел свою комнату.

Слева на стене был приклеен на скотч лист бумаги формата «А4». На нем виднелись напечатанные в «Ворде» очень крупным светло-зеленым шрифтом четыре слова: «Принцип интересного сюжета жизни». Правый глаз при опущенном левом веке всё еще мог различить эту надпись. Закрыв его и сощурив левый, чуть надавливая на веки пальцами, Александр Петрович сфокусировал зрение и кое-как разобрал кириллицу. Сам принцип, сформулированный им десятилетия тому назад в виде четверостишия, никуда не делся из памяти:

Эти строки, напечатанные на обратной стороне листа, терпеливо ждали своего часа, чтобы быть прочитанными. Александр Петрович планировал сделать это не раньше, чем когда ему начнет отказывать память – впрочем, теперь уже почти не вероятно, чтобы он дождался этого времени.

Следовало проверить состояние голоса. Для этой цели Дозиным использовалось шуточное стихотворение собственного сочинения: «Ле». Он торжественно продекламировал, встав с трона:

Речевой аппарат чуть дребезжал, но пока еще легко подчинялся своему хозяину. Теперь – проверка умения выстраивать логические связи. «Ленин и теперь живее всех живых» – этот лозунг, звучащий приветом из прошлого века, отчасти справедлив, ибо «фотонегатив» земного бытия данного деятеля Свет проявляет бóльшим количеством умов, нежели «фотонегативы» людей дюжинных. С этой точки зрения Ленин «живее» многих и многих, ведь всякая жизнь в своей основе есть лишь сон Света о ней.