Роджер Желязны - Кладбище сердца

Лежащий сопел и всхлипывал. Его глаза были устремлены на что-то, не имеющее имени.

— …вампир, — хрипел он, — заманивает мужчин на свой «Летучий голландец» и тащит их сквозь годы… Она — будущее, богиня снаружи и голодный вакуум внутри, — объяснил он без каких-либо эмоций. — Несите ей розы, розы… Мир купался в ее веселье, нуждался в ее улыбке… Хотела меня бросить тут одного в центре пустоты! Я не могу слезть с этой карусели, и у меня нет медного кольца. Но никто никогда не будет так покинут и одинок, как я был, не сейчас. Была ее жизнь веселой, веселой, плясала она на балах… Я думал, она может ко мне вернуться, когда ты ей надоешь.

Он заслонил голову руками, когда Мур придвинулся к нему.

— Для технаря будущее…

Мур обрушил на него молоток, дважды, трижды. После третьего удара он потерял счет, потому что его мозг не мог удерживать числа больше трех.

Потом он шел, бежал, не выпуская молотка — мимо закрытых дверей, как мимо пустых глаз, вверх по коридорам, вниз по всегда безлюдным лестницам…

Убегая от Дома Спящих, он услышал, как кто-то кричит ему вслед в темноте. Мур не остановился.

Много времени спустя он снова перешел на шаг. Рука была как свинец, дыхание обжигало грудь. Он взошел на холм, помедлил на вершине, и спустился с другой стороны.

Бальный Городок — дорогой курорт, принадлежащий Кругу и живущий на его деньги, хотя и редко управляемый им напрямую, — был пустынным, если не считать рождественских огней в окнах, мишуры и ветвей остролиста. Откуда-то доносилась приглушенная музыка праздника, временами смех. От этого Мур чувствовал себя все более одиноким, поднимаясь по одной улице и спускаясь вдоль другой, его тело все больше отделялось от него самого по мере того как сказывалась полученная инъекция. Ноги отяжелели. Его глаза слипались, и ему с трудом удавалось держать их открытыми.

В церкви не велось никакой службы, когда он вошел. Внутри было теплее. И здесь он был так же одинок.

В здании стояла полутьма, и взгляд Мура привлекла цепочка огней, рамкой окружившая картину у подножия статуи. Это была сцена в яслях. Опираясь о скамью, Мур смотрел на мать и дитя, на ангелов и сочувствующий скот, на отца. Затем испустил нечленораздельный вой, швырнул молоток в нарядные ясли и отвернулся. Цепляясь за стену, он сделал несколько нетвердых шагов и свалился, ругаясь и всхлипывая, и наконец заснул.

Они нашли его у подножья креста.

Судопроизводство приобрело сверхзвуковую стремительность в сравнении с эпохой его молодости. Экспоненциальный рост демографического давления много лет назад привел повсюду к переполнению всех судебных архивов, после чего юридические процедуры были освобождены от документации до такой степени, чтобы в самый раз хватило на круглосуточное отправление правосудия. Вот почему Мур предстал перед судом в десять вечера, два дня спустя после Рождества.

Процесс длился менее четверти часа. Мур отказался от слова; зачитали обвинительное заключение; он признал себя виновным, и судья приговорил его к смерти в газовой камере, ни разу не подняв глаза от своих бумаг.

В оцепенении Мур покинул зал и был отведен в камеру для последней трапезы, на которую не обратил никакого внимания. Он не имел ни малейшего представления о правилах судопроизводства в этом году, выбранном им для проживания. Адвокат Круга с безучастным видом выслушал его историю, сказал что-то о символических наказаниях и дал совет отказаться от выступления и признать себя виновным в человекоубийстве при изложенных обстоятельствах. Мур подписал предложенное заявление. Потом адвокат ушел, больше никто с Муром не разговаривал, кроме тюремщиков, до самого процесса, и даже перед отправкой в суд ему было сказано всего несколько слов. И вот теперь — получить смертный приговор за то, что признал себя виновным в убийстве убийцы собственной жены, — он не мог представить, что правосудие уже свершилось. Несмотря на это, он сохранял неестественное спокойствие, механически прожевывая принесенную по его заказу еду. Он не боялся смерти. Он не мог в это поверить.

Спустя час за ним пришли. Его доставили в маленькую герметичную камеру с единственной застекленной щелью высоко в металлической двери. Мур сел на скамейку, и стражники в серой униформе захлопнули за ним дверь.

Через неопределенное время он услышал треск лопающихся ампул и почувствовал запах газа. Запах усиливался.

Вскоре он уже кашлял и хрипел, задыхался и кричал, он представлял ее лежащей в холодном бункере, ироничная мелодия юнгеровской песенки крутилась в его голове: