Кристина Салгалова - Та самая жизнь (Уставшие души). Роман

А Лили раздражала такая же пустая жизнь. Она смотрела на чужих детей, и умиление сменялось еле уловимой грустью.

Но в ту бессонную ночь на набережной Лили думала вовсе не о своей жизни. Она размышляла об эпидемии, которая, как утверждали врачи всего мира, пошла на спад.

Ещё при рождении детям делали специальные «прививки», после которых только 1% страдал от навязчивых воспоминаний. Лили тоже была привита, как все дети, но что-то терзало её душу. Словно ветка старого дерева, скользящая по стеклу, что-то глубокое царапало её спокойное сознание, пытаясь прорвать толстую броню.

– Рауль, – ещё раз произнесла Лили, но на этот раз ничего не почувствовала.

Лили глубоко вздохнула и отправилась в свою личную крохотную квартирку рядом с набережной. К утру, укутавшись любимым одеялом в своей постели, она уснула…

– Ани… – доносился какой-то шёпот.

Это был приятный мужской голос. Немного хриплый и очень знакомый.

– Ани, ты помнишь меня?

– Кто здесь? – женщина бродила по тёмному коридору, пытаясь понять, как она оказалась в этом жутком месте.

Вдруг она физически ощутила прикосновение горячих рук на правом плече. Через секунду человек из сна обнял её так, как никогда не обнимал муж. Это были объятья любви и сумасшедшей тоски, способной разорвать душу в клочья. Это была нежность, заполняющая всю пустоту прожитых дней. Это были осколки смысла сразу нескольких жизней.

– Рауль? – с трудом произнесла девушка.

Рауль положил руки на её живот. Лили опустила взгляд и увидела, что беременна…

Женщина проснулась. Она дрожала, а по щекам тонкими ручейками бежали слёзы. На тумбочке уже несколько минут звонил телефон. Это был Чен.

Муж сообщил Лили, что у него умер отец.

– Но ведь он каждый день пил это лекарство? – недоумевала девушка.

– Не знаю, Лили. Я ничего не знаю, – бормотал Чен.

– У меня был ребёнок, Чен… Я всё вспомнила.

– Ты сошла с ума? У меня умер отец… что за бред ты несёшь?

Лили бросила трубку, и приехала только к похоронам.

После похорон Лили не могла вернуться к мужу, хотя понимала, что ему нужна поддержка. Они не разговаривали. Женщина испытывала чувство вины, но ничего не могла поделать. Ей хотелось лишь одного – чтобы сон повторился.

И это случилось. На этот раз Лили наблюдала со стороны свои воспоминания, словно зритель в кино. Она видела свадьбу. Потом новое рождение. Потом свою взрослую дочь в объятьях.

Лили проснулась среди ночи в своей квартире на набережной. Она поняла, что не уснёт, и вышла на балкон. От фонарей река блестела разными огнями и манила к себе всех, кто в этот час был поглощён тоской.

Лили шла вдоль тёмной воды и обнимала свои плечи, вспоминая объятья Рауля.

– Интересно, узнали бы мы друг друга в этой жизни? А если он подавил воспоминания… а если мы больше не встретимся… – крутились в её голове хаотичные ядовитые мысли.

Женщина достала старую сигарету из сумочки. Но спичек не было, и она просто бросила её в реку.

– Мы с Ченом не любим друг друга и никогда не любили… А я бы и не поняла, – бормотала себе под нос Лили.

Девушка встала на высокий бордюр и начала играть в рулетку с мостом, прохаживаясь по мокрому граниту.

– А ведь без любви можно жить… но только до любви, – громко сказала Лили, а её слова отразились эхом от соседних домов.

Опьяневшая от воспоминаний, женщина подскользнулась и рухнула вниз, прямо в тёмную воду.

***

Нет, она не погибла. Её спас мимо проходивший мужчина, который позже на ней женился. И жила Лили почти счастливо, пока её душу не позвала новая жизнь. Но об этом позже.

Старый бродяга сидел на берегу. Он еле слышно что-то бормотал.

– Чего ты хочешь от меня?

Он обращался не к Богу… А к себе

– Ты не вернёшь их. Тебе никогда не исправить эти жизни, которые ты потратил зря. Тебе не найти их. В любой момент я начну осознавать тебя в новом теле и вновь искать ответы на твои вопросы. Когда ты уже отпустишь меня, Рауль?

Выгоревшие глаза уставшего от жизни мужчины смотрели в чёрную реку серого большого города. В свои 42 года Рауль выглядел дряхлым стариком. Он прожил несколько скверных жизней, постоянно вспоминая ту, где счастье стало его вечной болью.