Олег Никитин - Стеклянная пыль

— Сеньор нуждается в помощи? — вопросила она.

— Да, передайте леди Агнессе, что приехал Бернард, она меня знает.

Зрители удалились, я сковырнул осколки старого колеса и забросил их под переднее сиденье, а на ось насадил новое, при этом твердя себе зарок ездить с удвоенной осторожностью. Иначе я рисковал вообще лишиться средства передвижения.

Я еще не успел промерзнуть до костей, как вышла Агнесса в роскошной шубе до пят из блестящего меха рогатого бубу. Зачем она подвизалась в газете, неясно, видимо, только из чистой любви к искусству. Я галантно помог ей взобраться в экипаж, не зацепившись за выступающие части, и мы поехали в театр. Памятуя об аварии, я сдерживал энергию, бьющую из призмы, но все-таки мы доехали слишком быстро.

— Научи меня управлять этим тарантасом! — нежно проворковала Геша, спрыгивая на мостовую. — У нас, конечно, в поместье стоит машина, но она далеко не такая резвая, и мне совсем не хотелось садиться за ее руль.

— Вот закончится эта история, обязательно дам пару уроков, — пообещал я ей и сдал повозку конюшему.

Мы чинно взошли по ступеням величественного здания, построенного в незапамятные времена, едва ли не раньше, чем дворец Хранителя. Оно несло на себе яркую печать архитектуры прошлых веков — толстые мраморные колонны, ажурные балкончики непонятного назначения, узкие двери и облупившиеся стены. Моя спутница кивнула стражу у входа, и мы беспрепятственно проникли в легендарное строение. Несмотря на погоду и сложность исторического момента, спектакли театра "Паяц" все еще пользовались успехом, причем не только среди аристократов. До начала представления оставалось совсем немного времени, и публика спешно сдавала теплую одежду в гардероб, благо подогрев помещений оказался на высоте.

Разглядев Агнессу без шубы, я был приятно поражен ее изысканным одеянием, напомнившим мне времена беззаботных похождений по чужим гостиным. На ней красовалось бледно-розовое шифоновое платье в мягких складках, под ним по краям проглядывал атласный чехол такого же цвета. Вследствие правильных размеров груди глубокий вырез выглядел вполне прилично, рукава отсутствовали напрочь, что благодаря легкому загару только подчеркивало аристократизм Агнессы. С трудом оторвав взгляд от ее симпатичной самодовольной физиономии и посмотрев вниз, я узрел на ее изящных ножках розовые, обтянутые шелком туфли. Правая вдруг в нетерпении топнула, приведя меня в чувство.

— Пойдем же наконец в зал, — притворно сердясь, зашипела Агнесса, хватая меня под руку и волоча за собой. — На тебя уже оглядываются.

Ее маленькая шелковая сумочка, на боку которой имелась вышитая бисером буква "А", ласково стучала меня по ноге, а тонкий браслет из белого металла впился свои краем мне в запястье. И кроме того, я едва не стал жертвой ее неописуемо длинных, серебряных винтообразных серег, одна из которых чуть не оставила меня без левого глаза. Но, несмотря ни на что, я осознал всю привлекательность Агнессы и громко прошептал:

— Ты великолепна!

Она горделиво улыбнулась и ввела меня в ложу бенуара, открыв ее своим ключом. Мы оказались в непосредственной близости от сцены, чем сразу привлекли внимание большей части театралов. Я оглядел партер и балкон, но не смог уверенно определить, пришла ли Пава. Впрочем, в запасе оставался еще антракт. Свет стал медленно гаснуть, а занавес раздвигаться, и я вынужденно переключил внимание на сцену.

Посреди нее расположились два актера, обернутые простынями. Они сидели на колченогих стульях вокруг обшарпанного стола и пили нечто прозрачное из простых стаканов, кажется, обыкновенную воду. Речи, которые они завели между собой, вряд ли можно было назвать слишком культурными — они изобиловали просторечными оборотами и одиозно звучащими словами. Создавалось впечатление, что собеседники на подмостках не очень понимают друг друга, и мне было тягостно их слушать.

Постепенно атмосфера пьесы стала оказывать на мою психику угнетающее влияние. Чтобы ненароком не впасть в черную меланхолию, я мысленно отгородился от сцены и стал ненавязчиво "прослушивать" публику. Но никто не вел никаких переговоров с помощью своих призм, все замерли, поглощенные “действием”. Коллективное сознание публики было буквально переполнено эмоциями, и вытащить из него чьи-либо отдельные мысли не стоило и мечтать. Тут, к счастью, случился антракт, и Агнесса наконец повернула ко мне одухотворенное лицо.