Алексей Корепанов: Родина – не Земля

Я – космонавт, прилетевший с 61-й Лебедя, или Линекьи, как ее называют на моей родине. Я родился на одной из планет этой системы. Ее имя, может быть, непривычное для землян, звучит для меня чудной мелодией: Сьаройя. Я неземное существо – и это моя тайна. И об этих записях тоже никто не знает.

Как же я попал на Землю? Я прилетел сюда четыреста восемьдесят миллионов лет назад, в эру, которую сейчас называют палеозойской. Теперь, наверное, понятно, почему я решил не говорить о себе. Все сочли бы меня за сумасшедшего, и никто не поверил бы мне. А ведь все действительно было именно так.

Наш космический корабль медленно снижался в атмосфере чужой планеты. На Сьаройе ее называли Землей, что значит – «Далекая». Да, да, именно на моей родине этой голубой планете дали имя Земля, которое она носит до сих пор. Но я забегаю вперед.

Итак, корабль, где летели мы, то есть я и мои товарищи, земляки, как говорят здесь, снижался в атмосфере. Кончился последний слой облаков и нашему взору открылись обширные заросли каких-то гигантских растений. Во многих местах в этих зарослях были пробиты просеки, заполненные поваленными стволами и какой-то серовато-бурой породой, длинными языками вдающейся в чащу зелени. Вдали виднелись горы. На Сьаройе горы – редкость, здесь же мы могли любоваться их вершинами, которые вздымались к облакам. Теперь обо всем этом можно услышать и увидеть, взяв в фильмотеке учебный микрофильм. Но все это, конечно, не то. Надо самому видеть, как сгибаются под ветром эти растения.

И вдруг… Корабль сильно тряхнуло. В иллюминаторах запылало пламя. Обломки породы летели вверх, ударялись в обшивку корабля. В атмосфере нельзя было пользоваться полем «Оз». (Земляне даже при таком темпе развития, какой кипит сейчас, в XXI веке, смогли бы изобрести такое поле только через несколько веков – настолько мы ушли от них в развитии. Лишь один я являюсь посредником между двумя цивилизациями, один я могу передать наши знания землянам. Но я ухожу в сторону.) Несколько чувствительных ударов промяли в двух или трех местах обшивку корабля. Включились экраны наружного обзора. Корабль падал прямо в жерло гигантского вулкана, изрыгающего огонь и камни. Слишком поздно было что-то предпринимать. Автоматы не могли управиться с кораблем. Внезапно раздался страшный скрежет, лопнула стена каюты, и я увидел перед собой каменную толщу, выросшую внутри корабля. Острая скала пробила снизу корпус корабля, разломив его на две части. Задняя часть с запасами горючего и продовольствия упала вниз, в кратер. Оттуда с новой силой посыпались камни, и другая половина корабля, еле державшаяся на скале, перевернулась и покатилась вниз.

От толчка я вылетел из корабля, вернее, из его половины, и стал падать вниз. Тщетно я пытался раскрыть крылья за спиной. Рычажок, вероятно, от взрыва заклинило, и он не двигался. На всех нас были противоударные скафандры, и все же удар был так силен, что смял мой скафандр. Последнее, что я увидел, была часть корабля, тонущая в лаве. Фигур моих товарищей нигде не было видно. Лишь один раз мне показалось, что я заметил серебристый скафандр, который заливала лава. Потом наступила темнота…

Я очнулся от свежего воздуха, сменившего горячий, заполнявший мою грудь. Открыв глаза, я увидел над собой небо, покрытое облаками. И тут я осознал всю бедственность своего положения. Я был один на чужой планете, без запасов пищи, без товарищей, за многие миллионы километров от родины. Какое-то безразличние овладело мной. И тут я осознал, что дышу воздухом… атмосферы. Ветер прогнал горячее дыхание вулкана, и воздух Земли пробудил меня ото сна, близкого к смерти.

Баллоны были помяты и пробиты. Я отвинтил их и выбросил в ущелье. Скафандр, изодранный на ногах и спине, я все-таки оставил на себе. Ведь это было все, что осталось у меня как воспоминание о родине. Ушибленные места болели довольно чувствительно, но я встал и подергал рычажок. После нескольких движений он туго, но все же пополз вверх. Крылья за спиной расправились, я поднялся в воздух и полетел над горами. Я надеялся найти товарищей, а может быть, их тела… Аппарат, оживляющий недавно умерших, остался в задней части корабля, которая лежала где-то в жерле вулкана, так как гипержароупорный материал, из которого был сделан корабль, не мог расплавиться от такой сравнительно низкой температуры.

Так я летал несколько часов по земным измерениям, к которым теперь, в XXI веке, я уже привык, и наконец нашел то, что искал. На краю ущелья лежала половина корабля. Она была намертво схвачена застывшей лавой, стекшей на дно ущелья. Я подлетел к остаткам корабля и через пробоину в корпусе проник внутрь. Плафоны из небьющегося материала по-прежнему заливали мягким светом каюты. Я прошел в главную автоматическую рубку управления. Когда корабль разломился, автоматы по сигналу тревоги перестали работать. Я ходил среди мертвых механизмов, которых некому было вернуть к жизни.