Олег Овчинников - Арахно. В коконе смерти

— А кто? — он вскинул голову и вперил в нее ледяной взгляд. — Глаза с потолка?

Аля открыла было рот для возмущенного ответа — и заплакала. В последнее время это получалось у нее все легче, все качественней. Она плакала, как ребенок, кривя губы и не пряча лицо в ладонях, от осознания собственной невиновности и полного бессилия ее доказать. Поглядев с минуту на ее исказившееся лицо и трясущиеся плечи, Антон деловито продолжил укладку рюкзака, сильно смахивающую на раздел имущества.

— Тоош! — окликнула она, когда он уже собирался уходить. Он обернулся, насупленный. Ей и самой не понравилось, как жалостливо, по-бабьи прозвучал ее голос, но что она могла поделать с этим поднявшимся с самых глубин ее естества страхом? — Ты же вернешься? — Не говори глупостей, — раздраженно бросил он. А потом ушел, чтобы уже не возвращаться. Аля ждала его, распластанная на полу, с ногой, зажатой между двумя гладкими валунами — наверное, так накладывали шину дикари каменного века — неспособная без посторонней помощи к самому элементарному, стыдно сказать, к отправлению естественных надобностей. То есть она научилась в конце концов обходиться собственными силами, но сначала просто ждала, что Тошка, как всегда, придет и поможет. А он все не шел. Это ничего, убеждала себя Аля, не так уж много времени прошло, ей просто кажется, что много, так всегда бывает, когда чего-нибудь сильно ждешь. У нее и часов-то нет, чтобы проверить. Единственные часы — красивые, с компасом и светящимися в темноте стрелками — у Тошки на руке. А может, внизу он наткнулся на какой-нибудь перспективный ход и не хочет возвращаться, пока не пройдет его до конца. Это на него похоже, он же такой… целеустремленный. В крайнем случае Тошка может прямо там и переночевать, и поужинать, он ведь взял с собой банку тушенки. Вот сейчас Аля поспит, и он вернется. Возможно, с победой. Ах, вот было бы здорово!

Однако ночь прошла в метаниях, состоящих из кратковременных провалов в забытье и проскакивающих сквозь дрему искорок надежды: «Кажется, идет?» «Нет, показалось», за ней последовал еще один бесконечный день, а потом снова ночь без отдыха и сна, и Але пришлось выдумывать новые успокоительные доводы, чтобы не впасть в отчаяние. Хотя в голову все настойчивей лезли неутешительные выводы. И только когда закончилась вода во фляжке и в кружке, обманывать себя стало совершенно невозможно. Тошка не вернется. С ним что-то случилось или… Нет, с ним определенно что-то случилось.

И если Аля и дальше собирается лежать пластом и ждать кого-то, кто придет и решит все ее проблемы, то кое-что нехорошее случится и с ней.

А звук капели, доносящийся от далекой Поилки не смолкал ни на минуту, ни днем, ни ночью. Манил, притягивал, вторгался в беспокойные сны изощренной инквизиторской пыткой. В какой-то момент Аля осознала, что если еще хотя бы полчаса проведет, облизывая сухие губы-промокашки наждачной полоской языка и представляя себе расходящиеся по водной поверхности круги от падающих капель, то сойдет с ума.

С этой мыслью она перевалилась на живот, стиснула челюсти, представила себе, как это в принципе могло бы выглядеть, и в первый раз двинула вперед левый локоть. Да подальше! Именно так. А слезы сохнут быстрее на воспаленных от жара щеках.

С пустой фляжкой на поясе и фонариком в руке она впервые выползла на тропу войны за собственное существование. Впоследствии этот путь — на Семикресток, к Поилке и обратно, — стал ее ежедневным моционом, но первый раз был самым трудным и отличался от второго, третьего и всех остальных своим маршрутом.

Тогда, напившись, набрав воды во фляжку и отлежавшись у Поилки, Аля добралась до Семикрестка, но вместо того чтобы повернуть к Лежбищу, отыскала в пыли капроновую нить, которую Тошка в шутку называл путеводной или Алькиной, и поползла по ней в сторону Обрыва. Ее действия были продиктованы такой же насущной потребностью, как жажда, голод или желание поспать. Ей необходимо было знать. Что бы ни случилось с Тошкой, она обязана это выяснить. Даже самое страшное. Даже, если с ним все в порядке, просто в своем пути наверх он решил… кажется, среди привычных к риску мужчин бытует такое выражение: избавиться от балласта?

Но это и впрямь худший из вариантов, не стоит думать о нем раньше времени. Может быть, все не так страшно? Может, просто не выдержала веревка или закружилась голова, Тошка рухнул на камни — но с небольшой высоты! — и вот уже третий день лежит внизу и стонет, раненый и отчаянно нуждающийся в помощи? Смешно, конечно: здоровый мужик и вдруг нуждается в помощи слабой женщины-инвалидки. Но в тот момент эта мысль не казалась Але смешной.