Олег Овчинников - Арахно. В коконе смерти

Толик поджал губы. Вечно эти пиарщики воруют чужие идеи.

Он с тоской поглядел на низкорослого специалиста по «публичным связям», бережно обнимающего Златовласку, затем перевел взгляд на принесенное угощение. Есть Анатолий уже не мог. Пить… а это не исключено.

— А-а есть у вас… — интимно проворковал он в ухо откликнувшегося на мановение пальца официанта.

Уже через минуту на его левой ладони покоился «николашка», иначе говоря, закусь императора: кружок лимона, одна половинка которого посыпана солью, а другая — молотыми кофейными зернами. В правой руке Толика чуть подрагивал фужер с остатками коньяка.

— Не пойдет, — прищурившись, определил П…шкин. И ошибся. По крайней мере, на время.

Коньяк пошел, даже лучше, чем в прошлый раз. Ни капли мимо рта. Правда, подумал Толик, скажи сейчас кто, будто коньяк нужно смаковать, безжалостно плюну в рожу. Коричневой вязкой слюной.

Он поздно заметил, как оборвалась песня. Поднялся, опираясь рукой о спинку кресла, — и с облегчением скатился назад на сиденье, обнаружив, что Златовласку уже успели перепригласить. И кто — Валерка! Он же Звездобол, чьи неуемные конечности, казалось, созданы специально, чтобы колбаситься в одиночку в рваном дерганом ритме, но уж никак не для парных медленных танцев.

— Ну и пож-жалуйста! — Лимонно-кофейная пыль обиженно скрипнула на зубах.

Сидеть было приятней, чем стоять. Когда стоишь, становится слишком заметно, как кружится голова. А когда сидишь, создается иллюзия, что, напротив, это окружающая комната вращается вокруг тебя — медленно, в такт нехитрой песенке о том, как утомительны в России вечера.

Златовласка покорно «велась», подчиняясь воле партнера, мило улыбалась в ответ на болтовню Звездобола и словно бы не замечала банальности происходящего. На ее талии даже Валеркина ладонь лежала спокойно — на его счастье!

Анатолий мысленно примерил к Златовласке первую фразу: «Твои волосы, Лена… они как будто из золота».

И хотя не было в ней ни фальши, ни лицемерия, почувствовал, что его слегка затошнило.

Он опрокинул над фужером бутылку с вензелем, забыв, что уже опустошил ее. Пара янтарных капель оросила хрустальное дно. Толик обратил лицо к потолку и, подставив язык» подождал, пока они скатятся, затем, во избежание повторной ошибки, отправил бутылку под стол.

Мелодия казалась бесконечной, а треп Звездобола неиссякаемым. Анатолий наклонился, чтобы проверить шнурки на ботинках, имеющие обыкновение развязываться в самый неподходящий момент.

— Низкий старт? — одобрительно поинтересовался Женя.

— Н-ну… — неопределенно ответил Толик и поднялся заблаговременно, едва солист запел про «порывы и объятья».

Вероятного противника он обнаружил сразу же. Впереди, на два корпуса опережая Толика, пробирался к танцевальному пятачку Прокопчик. Тот, кого Борис тавтологично окрестил нечистоплотным журналюгой, своим поведением в данный момент опровергал такую оценку. Он двигался вперед якобы не торопясь, заложив руки за спину, поэтому семенящему следом Толику было хорошо видно, как Прокопчик одну за другой вытер жирные ладони салфеткой, скатал ее в шарик и щелчком зафутболил под стул известному композитору, которому, судя по выражению лица, было уже все равно.

«Ну если он к Златовласке!.. — страдальчески подумал Толик. — Тогда все, в третий раз я уже не встану. Нет, ну почему бы ему не пригласить, например, Корину, Кукушкину или эту… носогрудую?»

Худшие опасения сбылись. Не успели отыграть последние аккорды унылой мелодии, Прокопчик решительно шагнул вперед и положил руку на плечо Валерки. На какой-то момент в затуманенном мозгу Толика вспыхнул огонек сумасшедшей надежды: «Он пригласит Звездобола! Звездобола, а не Златовласку! Эти нечистоплотные журналюги — они такие!»

Но увы, коротко бросив что-то Звездоболу, Прокопчик развернулся к Златовласке, чуть поклонился ей, протягивая руку, и даже изобразил стоптанными задниками кроссовок что-то вроде залихватского щелчка каблуками. После чего «увы» настало уже для Прокопчика. На лице Златовласки возникла извиняющаяся улыбка, она коснулась пальцами рукава журналиста и что-то ответила. Толик не услышал, что именно, поскольку как раз в этот момент почетный грузин российской эстрады затянул свой романс о цыганке: «Она сказала мне: прости, если мо-ожешь…», но примерно угадал общий смысл: девушка устала. Как ни странно, это его обрадовало. Лучше уж пусть не танцует ни с кем, чем с Прокопчиком.