Олег Овчинников - Арахно. В коконе смерти

На этот раз он наполнил фужер на три четверти, пренебрег лимоном и заменил соль красным перцем. Нюхать не стал: организм мог и не поддержать выбранный темп пития. П…шкин тоже плеснул себе водки из плоской бутылки и покрутил рюмку в пальцах, раздумывая, не предложить ли чокнуться. Наконец решился: — Меня Женя зовут. — Толик, — кивнул Галушкин.

Рюмка-недомерок подплыла к фужеру как самолет-дозаправщик к авиалайнеру. Они негромко чиркнулись бортами.

— Твое здоровье, — с некоторым опасением предложил Женя.

— Мое, — согласился Толик и, запрокинув голову, влил в себя двести грамм благородного напитка.

Перехваченное горло, содрогнувшись пару раз для порядка, успокоилось, затем восстановилось дыхание, и в следующее мгновение Анатолий взглянул на мир широко раскрытыми, немного слезящимися глазами. Он увидел по-собачьи добрые глаза Евгения и неестественно резко проступившую морщину на его лбу, от беспокойства ставшую похожей уже не на упавший на спину знак интеграла, а на скрипичный ключ.

— Нормально? — спросил П…шкин.

— Вполне, — подтвердил тронутый такой заботой Толик.

— Смотри, если станет слишком нормально, попробуй дотянуть хотя бы до подоконника. — турбореалист по-хозяйски наполнил Толикову тарелку разнообразной снедью и сунул ему под нос. — На! Закусывай.

Видно, есть что-то в моей внешности, пробуждающее отцовские чувства в первом встречном, подумал Анатолий. Он стал вяло шевелить челюстями, попутно пытаясь освоить новые, только что открытые в себе способности. Оказывается, одного пристального взгляда на любого человека ему теперь было достаточно, чтобы тот, в свою очередь, посмотрел на Толика и улыбнулся ему, подбадривая, а то и подмигнул. Кукушкина, например, не только подмигнула, но и послала воздушный поцелуй. Толик сделал вид, что поймал его в воздухе и вслед за фаршированной маслинкой бросил в рот.

«Тихо, мальчик», — прочел он по ее губам. Или, возможно, «Киса-мальчик!» Да, последнее более вероятно.

— Ты жуй, жуй, шевели мандибулами, — настаивал П…шкин, вызывая в душе Анатолия чувство пьяной благодарности. Желая в свою очередь сделать Евгению приятное, Толик спросил:

— А-а ты… сколько книжек написал? Я имею в виду не про пауков, а вообще.

— Пять.

— А-а издал?

— Три.

— А-а чего так?

— В издательстве тормозят, — пожал плечами П…шкин.

— А-а про что?

— Хочешь почитать?

Анатолию пришлось сказать, что да. Хотя, честно говоря, хотелось ему не особенно. Видимо, не зря одноклассники дразнили его чукчей, который, как известно, не читатель.

— А-а почему тебя зовут турбореалистом?

— Кто зовет? — удивился Женя.

Толик попытался вспомнить, от кого конкретно он слышал эту характеристику. Никого не вспомнил, поэтому уверенно ответил:

— Да все!

— Все? — П…шкин растерянным взглядом обвел участников застолья, потом сообразил: — А! Это ты, должно быть, не расслышал. Я ТРУБОреалист. Причем с детства. С тех пор, как мы с пацанами в хоккей в трубе играли.

— В трубе?

— А где еще? — Евгений подался вперед, коснувшись колена Анатолия в жесте: «сам посуди».

«И этот туда же, — напрягся Толик. — Мало мне было Звездобола с его…», но Женя тут же убрал руку.

— Дворик-то крошечный, — сказал он. — Весь автомобилистами загажен. Одни качели покосившиеся торчат посреди бетонного пятачка. Хорошо, магистраль рядом проходит, а под ней — труба. Там летом ручеек течет, а зимой замерзает. Я один раз, когда свой конец трубы защищал, так башкой о чугунную стенку стукнулся — звезды увидел крупные и красные, как на форме у армейцев. А на следующее утро написал свой первый рассказ.

— Судьба трубача?

— Типа того. Я и теперь, веришь, иногда, когда творческий процесс пробуксовывает, прикладываюсь башкой к гармошке парового отопления.

Толик по-новому посмотрел на Евгения, особенно на его лоб с выступающей складкой, похожей на нарост.

Подумал: «А ведь он вовсе не такой уж пустой и никчемный человечишка, каким кажется с первого взгляда» и спросил:

— И что, помогает?

— Иногда, — пожав плечами, повторил П…шкин. Одновременно с десертом дали музыку. Ритм был волнующий, и Анатолий в числе многих с надеждой посмотрел на Кукушкину. Полезет на стол, как в тот раз? Пресытившись хлебом и не им единым, народ возжелал зрелищ. Пара пиарщиков… Толик с удовольствием повторил выражение про себя. Пара пиарщиков деловито подобралась и пригласила пару щукинских секретарш. И хотя музыка играла бодрая, затанцевали медляк.