Роджер Желязны - Роза для Экклезиаста

Я кивнул.

– Почел бы за честь.

– Хорошо. Приноси свои приборы, я покажу комнату.

– Вас устроит сегодня после полудня?

– Пожалуйста.

– Тогда я поеду за вещами. И – до скорой встречи…

– Всего доброго.

Я предчувствовал, что осложнить мою жизнь в экспедиции способен только Эмори. Пока мы болтались на корабле между Землей и Марсом, каждый жаждал поскорее увидеть марсиан, приколоть их булавками в свои коллекции, записать все и даже больше о марсианском климате, болезнях, почвах, политике и грибах (наш ботаник обожал грибы, но был, тем не менее, вполне приличным малым), а живых марсиан увидели из нас лишь четверо или пятеро. Все свое время экспедиция тратила на раскопки мертвых городов и их акрополей. Мы соблюдали правила игры, а марсиане оказались замкнутыми, как японцы в девятнадцатом столетии. Я предполагал, что удерживать от переезда меня никто на станет и оказался прав.

Напротив, мне недвусмысленно дали понять, что каждый был бы счастлив поскорее выпроводить меня отсюда.

На прощание я зашел в гидропонную оранжерею, пообщаться с нашим грибоводом.

– Привет, Кейн. Как твои поганки?

Кейн засопел в ответ. Он всегда сопел. Наверное, у него была аллергия на расстения.

– Привет, Гэллинджер. С поганками ничего нового, но когда в следующий раз будешь уезжать, загляни за наш гараж. Я посадил там несколько твоих любимых кактусов.

Я пообещал заглянуть. С радостью.

Док Кейн был моим единственным приятелем на корабле. Кроме защитницы Бетти.

– Я хочу попросить тебя об одном одолжении.

– А именно?

– Мне нужна роза.

– Как ты сказал?

– Роза. Ты знаешь, есть потрясающий сорт – «американская красавица» – куча шипов и пахнет приятно…

– Гм, думаю она никак не приживется в этой чертовой почве.

– Нет, ты меня не понял. Мне нужен сам цветок, а не весь куст.

– Придется выращивать в контейнере. – Он задумчиво почесал свою лысину и заявил: – Через три месяца, не раньше.

– Но ты сделаешь это?

– Конечно. Рискну. Если ты согласен подождать.

– Почему бы нет? Три месяца – это как раз до отлета. – Я глянул на баки с какой-то питательной слизью и емкости, заполненные побегами растений. – Сегодня перебираюсь поближе к Тиреллиану, но буду здесь наездами. Я зайду, когда расцветет роза.

– Стало быть уезжаешь? Мур сказал, что они тебя все-таки приняли.

– На этот раз он не солгал.

– Слушай, я никак не пойму, как тебе удалось выучить их язык. Я в языках вообще не силен – французский и тот едва одолел. А немецкий – им пришлось заниматься для получения степени – тот просто страшно вспомнить. На прошлой неделе слышал – Бетти за обедом продемонстрировала познания в марсианском. На мой взгляд, это какая-то жуткая какофония из невообразимых звуков. Она уверяет, что говорить на нем – примерно то же, что разгадывать кроссворд в «Таймс» и одновременно имитировать птичьи трели.

Я рассмеялся и взял протянутую им сигарету.

– Да, он несколько сложноват. Но представь себе, что ты вдруг отыскал здесь новую разновидность грибов – в качестве награды за твои мечтания…

Его глаза восторженно заблестели.

– Если бы это только произошло! Ты-то знаешь, я еще кое на что гожусь!

– Ну еще бы…

Он блаженно улыбался всю дорогу, пока мы шли к выходу.

– Я сегодня же посажу твои розы. И сорвать их сможешь только ты.

Уходил я с мыслью о том, что Кейн все-таки отличный парень, а легкое помешательство на грибах ему ничуть не вредило.

Мои рабочие покои в замке Тиреллиана соседствовали с самим Храмом и также находились внутри города в скале, но чуть левее. Они оказались куда как лучше моей тесной каюты, и я искренне порадовался за марсианскую культуру, которая достигла таких высот, что открыла преимущества мягкого матраца перед соломенным тюфяком. Приятно удивила кровать – она оказалась достаточной длины. Даже для меня.

Я распаковал то, что прихватил с собой и прежде всего потратил половину кассеты, снимая Храм.

Затем взялся за книги. Я водил объективом над страницами, пока не устал перелистывать их, не вникая в содержание. Тут мне попался на глаза какой-то исторический отрывок и я решил начать с него.

«… И вот на тридцать седьмом году Процесса Чиллен пришли дожди, которые принесли радость, ибо было это редким событием, и мы встречали его как предзнаменование, благоприятное для нас.

Но эти дожди не были животворным семенем Малана, упавшим с небес, ибо то пролилась кровь мироздания, бьющая безумной струей. Наступили для нас последние дни, и тогда настало время последнего танца.