Роджер Желязны - Роза для Экклезиаста

Я тряхнул головой, – засыпая, – и резко поднялся.

– М'нарра.

Теперь ее глаза внимательно изучали меня. Когда наши взгляды встретились, она опустила веки.

– Я устал и хотел бы ненадолго прервать занятия. Я не спал уже много ночей.

М'Квайе кивнула – земному жесту согласия она научилась у меня.

– Хочешь ли ты отдохнуть и увидеть истину учения Локара во всей ее полноте?

– Простите…

– Хочешь ли ты увидеть Танец Локара?

Этот чертов язык витиеват почище корейского: сплошные намеки и иносказания.

– Да, конечно. Я был бы просто счастлив посмотреть его в любое время.

Затем добавил:

– Но до этого я попросил бы разрешения сделать несколько фотографий…

– Время настало. Оставайся здесь. Я позову музыкантов.

Она вышла в дверь, за которой я еще никогда не был.

Неплохо. Если верить Локару, не говоря уже о Хэвлоке Эллисе, танец – высочайшее искусство. Что ж, прямо сейчас я увижу, что подразумевал под высочайшим искусством умерший сотни лет назад философ. Я протер глаза и несколько раз наклонился, касаясь пальцами пола, Кровь застучала у меня в висках, и тогда я сделал пару глубоких вдохов. Снова наклонился и тут услышал какое-то движение за дверью.

Для трех женщин, вошедших с М'Квайе я, наверное, выглядел так, словно собирал на полу шарики, которых мне явно недостает.

Я кисло улыбнулся и выпрямился, мое лицо порозовело, и не только от физических усилий. Я не ожидал их так скоро.

И вновь вспомнил Хэвлока Эллиса с его небывалой популярностью.

Маленькая огненноволосая куколка, завернутая, как в сари, в прозрачный кусок марсианского неба, смотрела на меня удивленно, как ребенок при виде незнакомого яркого флага на мачте.

– Привет, – сказал я ей, или что-то в этом роде. Прежде чем ответить, она поклонилась. Очевидно, мой статус несколько возрос.

– Я буду танцевать, – ее губы казались окрашенными в цвет крови на бледном как камея лице. Глаза оттенка мечты и небосвода смотрели мимо меня. Она медленно проплыла к центру комнаты. Застыв там, как изящная фигурка на фризе этрусков, она то ли была полностью погружена в самое себя, то ли внимательно рассматривала орнамент на полу.

Может, в этой мозаике заключен какой-то символ? Но если там и было что-то скрыто, оно от меня ускользнуло, хотя, должен признать, эти узоры пришлись бы весьма кстати в ванной или скромном маленьком патио.

Две другие женщины походили на воробьев, забрызганных краской, и очень напоминали М'Квайе, только помоложе. Одна из них с трехструнным музыкальным инструментом, отдаленно смахивающим на сямисэн, уселась прямо на пол. Вторая держала в руках обычную деревянную колоду и две палочки, вызвавшие во мне воспоминания о барабане. М'Квайе тоже предпочла вместо своего инкрустированного стульчика сесть на пол. Я последовал ее примеру.

Женщина с сямисэном все еще настраивала инструмент, и я наклонился к М'Квайе.

– Как зовут эту танцовщицу?

– Бракса, – не оборачиваясь, ответила она и плавно взмахнула рукой, что на любом языке означает разрешение начинать.

Сямисэн запульсировал, как зубная боль, а деревянная колода тикала, словно призраки всех часов, так и не изобретенных на Марсе.

Бракса застыла, как статуя, закрыв лицо руками и разведя локти.

Музыка начала биться пламенем.

Шорохи, воркование, звук невидимых кастаньет…

Шквал огня сменился ласковым плеском и – ритм замедлился. Это была вода – величайшая драгоценность в мире, струящаяся и текущая среди скал, укутанных мхом.

Но Бракса по-прежнему оставалась неподвижной.

Один звук мягко сменил другой. Пауза.

Затем едва различимо возник шелест ветра. Тающе, нежно, вздыхая и замирая вновь. Молчание, всхлип и повторение прежнего, но чуть-чуть громче.

То ли у меня от бесконечного чтения рябило в глазах, то ли в самом деле тело Браксы дрожало в такт этой странной музыке?

Действительно…

Она едва заметно покачивалась, чередуя дюйм вправо с дюймом влево. Ее пальцы разжались, как лепестки цветка, я видел, что глаза у нее закрыты.

Вдруг веки дрогнули, но ее отрешенный безжизненный взгляд пронизывал стены. Ритм покачивания стал заметнее, – теперь он сливался с ритмом музыки.

Ветер дул из пустыни, обрушивая на Тиреллиан тучи песка, как волны на берег, и пальцы ее воплотили порывы этого ветра, а неподвижные руки стали подобны медленным маятникам.

И – пришел шторм! Бракса кружилась, теперь ее руки подхватили движение тела и плечи распахнулись, как два крыла.