Адам Робертс - Соль

Титус нахмурилась. На ее лице поочередно отражались то гнев, то отчаяние. Потом она снова заплакала.

— Вы монстр, вы просто чудовище, — беспрестанно повторяла женщина.

Я опять попытался достучаться до ее сознания.

— Рода Титус, если вы боитесь людей Алса, зачем вы вообще сюда прилетели? Если вы понимали, что приезд в наше государство поставит вас в такое положение, когда вы не можете о себе позаботиться, зачем согласились на выполнение этой миссии?

Но она не слушала.

Я посидел минут пять, подождал, пока посланница выплакалась, потом еще на всякий случай подождал. Затем сказал самым мягким голосом, который только мог извлечь из своего горла (хотя очень сложно беседовать со странным существом, которое не говорит, чего хочет, а чего не хочет, и только ожидает, что вы прочтете ее мысли и поступите в соответствии с ее совершенно чуждыми для вас представлениями о социальном поведении):

— Может быть, вы все-таки объясните, чего хотите от меня?

Но теперь, вдоволь нарыдавшись, Титус смотрела на меня угрюмо.

— Ничего, спасибо большое. Совсем ничего, спасибо, — повторила она.

— Почему вы благодарите меня ни за что? — заинтересовался я.

Она уставилась на меня, потом снова повесила голову. Я уже испугался, что Рода Титус опять заплачет, но женщина сумела сдержаться и вместо истерики просто сказала:

— Я так хочу есть, Господи, так есть хочу!…

— Ну, я могу угостить вас пищей с нашей фабрики, если ваш желудок это примет.

Она попыталась подняться, запуталась в собственных ногах и упала обратно. Теперь сенарка забормотала — так быстро и к тому же на общем языке, которым я не очень хорошо знаю, что у меня едва получалось поспевать за ее и без того путаными мыслями.

Капризная посланница что-то бубнила по поводу того, как она умирала от голода целых два дня напролет, как была вынуждена брать воду из унитаза, и о других своих несчастьях. Я помог ей встать и пройти по коридору. В переходе стоял автомат с едой откуда мы добыли немного макарон под соусом из угрей и воды. Она смотрела на блюдо широко открытыми глазами.

— Кажется, вы такое не едите, — заметил я.

— Не здесь, — начала умолять Рода Титус, — лучше в той комнате, из которой мы пришли.

Уговаривать ее было бесполезно, сенарское мышление не поддается логике, и вскоре я согласился вернуться в офис. Там женщина проглотила пищу в один момент, не обращая внимания на такие мелочи, как расползавшиеся в разные стороны по ее подбородку макаронины. Стакан она тоже опустошила моментально. После этого сенарка пожаловалась на боли в желудке и улеглась на пол.

— Меня сейчас стошнит, — сообщила она.

Потом речь Титус распалась на отдельные малопонятные фрагменты, прерываемые глубокими вздохами, которыми женщина, очевидно, пыталась остановить спазмы. Она сумела-таки сдержать рвавшуюся наружу пищу, и вскоре тошнота перестала ее мучить.

Я прислонил посланницу к стенке и закутал Титус в ее собственный плащ. Некоторое время она сидела молча. Становилось скучно.

— Рода Титус, мне надо идти, — не выдержал я, поднимаясь на ноги.

Захрустели суставы: никто не молодеет с годами.

— Вы вернетесь ко мне позже?… — умоляюще посмотрела она на меня.

— Нет. — Тут ее лицо страдальчески сморщилось. — Я уезжаю из Алса на некоторое время, может быть, на пару месяцев, может, на несколько лет.

— Вы уезжаете? — шепотом произнесла сенарка.

Я вначале подумал, что в ее голосе прозвучало презрение, но потом Рода Титус продолжила, и стало ясно, что женщина просто не могла поверить в свое счастье.

— Неужели это правда? Неужели Господь указал вам праведный путь и вы увидели порочность народа, который зовете своим?…

Это прозвучало настолько нелепо, что я громко рассмеялся, и сенарка опять пригорюнилась.

— Совсем нет, Рода Титус. Просто я хочу побыть один. Причины моего решения слишком сложны, и я не собираюсь вам их объяснять. Но полагаю, мы больше с вами не увидимся, так что прощайте.

— Нет, постойте, — вскрикнула она, бросаясь вперед, чтобы обхватить мои колени. — Подождите, подождите, подождите…

— Отпустите меня, наконец, — проговорил я.

— Как вы поедете? На шаттле?… Возьмите меня с собой!

Я вздохнул. Потом наклонился, освободился из объятий Роды Титус и посмотрел ей в глаза:

— Я еду на машине, буду скитаться по пустыне. Не думаю, что вы захотите провести наедине со мной три месяца в соляной пустоши.

Но она уже загорелась своей бредовой идеей.