N. Merilion - Она – Пристань. Ambo Valentia

Знаю, что поступила просто ужасно, и таких мерзких эмоций на душе не ощущала раньше никогда, но я слишком боялась его потерять. Я не стала расспрашивать его о причине отсутствия и просто наслаждалась нашим разговором, нашим очень теплым в ту ночь общением.

– Пристань, какие у тебя глаза?

– Серые, Кайт. А у тебя?

– А волосы?

– Серые… А у тебя?

– А какой у тебя рост?

– Кайт, ну хватит. Маленький рост.

– Бывает такое, что ты улыбаешься, когда читаешь мои сообщения?

– Конечно, бывает, я даже смеюсь. Но делаю это очень аккуратно и тихо, чтобы соседи не услышали. Не переживай.

– А бывает, что плачешь?

– Нет… Ты что… я просто не знаю даже, как это. Такого не было. Наверное, человеку должно быть очень больно?

– А пока меня не было с тобой, ты не плакала?

– Нет… А это плохо?

– Это хорошо. Спокойной ночи. До завтра.

На следующее утро, когда я зашла в Архив, господин Альба уже ждал меня.

– Пристань, доброе утро. Послушай, я тут поискал про твоего друга…

– Нет-нет, ничего не нужно искать больше! Все в порядке, он на связи!

– Да нет, тут дело в том, что…

– Господин Альба, не нужно ничего больше искать про него. Забудьте, пожалуйста…

Архивариус замолчал и задумчиво посмотрел на меня.

– Что-то не так?

– Давно вы общаетесь?

– Я бы не хотела обсуждать это.

– Я понял. Что ж, хорошо, что все хорошо. Тогда спокойно приступай к работе.

Я отправилась к своему столу, а господин Альба тяжело вздохнул, покачал головой и удалился в недра Архива.

Он задумчиво прошаркал мимо множества похожих друг на друга полок, оглядываясь несколько раз.

Подошел к своему «Зеркалу» и напечатал:

– Девочка полностью ослеплена. Не подобраться.

– Спасибо. Значит план Б.

– Может, все-таки будут другие варианты, Хак?

– К сожалению, нет.

День 17 ведения дневника

– Порой мне кажется, что я тебя выдумала, все твои ответы – они такие родные. Не представляю, как можно ощущать к человеку, которого ты никогда не видел, то, что я чувствую к тебе. Я не хочу забывать тебя! Не хочу… Я подам заявление на какую-нибудь простую работу, где не понадобятся профессиональные знания… Но ты… Ты забудешь меня…

– Пристань. Не скажу, что меня радует твое письмо. Скорее, оно настораживает меня. Нельзя давать волю эмоциям.

– Ты самое дорогое и самое светлое, что случилось со мной! Самое яркое и острое! Самое волшебное, нереальное и в то же время реальное!

– Не стоит продолжать!

– Ты прости, но я и так слишком долго молчала! Восемь месяцев постоянного общения! И ты – единственный человек на всем этом одиноком свете, с которым я так общаюсь! Ты – единственный родной мне человек! И «Зеркало» – оно прекрасно. Ведь здесь ты любишь именно душу человека: тебе неважно, кто он, как он выглядит, где работает. Тебе ничего неважно, ты ничего не знаешь! Разве это не прекрасно?

– Предпочитаю не вдаваться в такие детали.

– Кайт, это не детали, это основа.

– Мне не нравится наш разговор.

– Почему? Потому что я говорю правду?

– Потому что вся эта правда к хорошему не приведет.

– Я понимаю! Понимаю! Так устроен наш мир. Но даже так… он прекрасен, ведь мы тут… говорим.. и я знаю тебя.

– Ты ничего обо мне не знаешь!

– Пусть я ничего не знаю о тебе, но я знаю тебя! Это важнее.

– Спокойной ночи, Пристань. Разговор заходит в тупик.

Я дышала нашим общением и не мыслила жизни без него. И я упорно не хотела замечать его очевидно невзаимную реакцию на все мои пылкие письма.

Женщина на Окраине Пустоши. Сектантка? Изгнанница? Не знаю. Но здесь никому неважно, кто ты, кем ты был, кто ты есть, кем ты будешь.

Людям важно выжить – и только. Каждый сам за себя.

А Женщина на Окраине Пустоши меня заинтересовала. Точнее не меня. Пересмешника.

…тише ты, тише…

Он упорно твердил мне, что она нам нужна. И заставлял меня при любой возможности навещать ее.

…делать все, что он попросит…

Вот и сейчас я нехотя зашел в эти каменные развалины, в которых она обитала.

Она сидела на камне, возможно, считая это троном.

Она была удивительно и вместе с этим жутковато красива.

Высокий тонкий стан, изящные руки, костлявые плечи, выступающие ключицы.

В этом была какая-то хрупкая прелесть.

Ее хотелось оберегать и хотелось сломать. …и да, и нет…

У нее были длинные холодные пальцы.

И длинные… слишком белые волосы…

…у кого-то такие были…