Александр Морозов - Неведомый груз

Описание последнего рейса «Алисы Бремон» стало началом большой рукописи Сидорова «История кораблекрушений, свершившихся в 1780–1785 годах».

Переведенная на многие иностранные языки, книга быстро принесла Сидорову известность. Однако на продвижение ее автора по служебной лестнице это обстоятельство повлияло очень мало.

У Сидорова было свое отношение к матросам, сложившееся, вероятно, в результате углубленного изучения тех критических моментов в жизни корабля, когда стирается грань между матросом и офицером, и только личные качества — мужество, способность пожертвовать собой ради спасения других — определяют ценность человека.

Сидоров не делал секрета из своих взглядов, да они и так были видны по его обращению с матросами. Вот почему Василий Сергеевич дольше других носил погоны лейтенанта флота. Впрочем, это его не огорчало. В деньгах он не нуждался, а свободных часов у лейтенанта было гораздо больше, чем у капитана. Молодой моряк с увлечением работал над новой рукописью — «История кораблекрушений, свершившихся в 1785–1795 годах».

Второй том «Истории» Сидоров писал и во время коротких отпусков на суше и в далеких плаваниях. Ему хотелось создать теперь нечто совершенно новое. Это должен быть не грустный реестр судов, которых больше не увидит ни одна гавань в мире, а полезное для всех моряков руководство. Сидоров не просто описывал кораблекрушения, какими они представлялись команде и пассажирам, но объяснял их причины, исследовал ошибки капитанов и других морских офицеров, старался установить, как можно было избежать трагической развязки. В сущности, рукопись была уже закончена, когда нежданно-негаданно пришлось вписывать в нее новую главу — «Плавание „Отважного“».

«Отважный» снялся с якоря из Кронштадта 30 июля 1795 года и направился к юго-западному побережью Африки. В первый раз командир «Отважного» флота капитан-лейтенант Петров уходил в море, словно контрабандист или работорговец: в ночной темноте, без торжественных проводов. Время отправления стало известно только в последнюю минуту. Погрузку вели по ночам. В тусклом свете корабельных фонарей большие тяжелые ящики, обшитые промасленной парусиной и покрытые государственными печатями, выглядели странно и зловеще.

Почему именно Петрова выбрали для этого непонятного рейса? В своей рукописи Сидоров ответил на этот вопрос вполне определенно: Петров был не только опытный моряк, — во всем военном и коммерческом флоте России трудно было найти человека более исполнительного. Если бы капитану приказали везти груз прямо в ад, он только потребовал бы точных указаний, как туда поскорее добраться.

Единственного пассажира «Отважного», Константина Константиновича Кириллова, на бриг привез сам адмирал Волков.

— Из-за него все ваше плавание, капитан. За безопасность его и груза вы отвечаете передо мною, — только и сказал адмирал.

Нескольких небрежно брошенных слое Волкова было достаточно, чтобы Кириллов занял на бриге особое положение, хотя сам он предпочел бы совсем не привлекать к себе внимания.

Внешность его была странной. Смотришь слева — обыкновенное лицо среднего чиновника: бледное, немного пухлое, глаз — неопределенного цвета, потускневший от бесконечного разглядывания скучных бумаг. А справа — шрам, на шраме, и само существование правого глаза кажется невероятным. Как он, бедняга, уцелел среди вихря ударов, обрушившихся когда-то на это лицо?..

Вначале Кириллов плохо переносил качку, но упорно боролся с собою. И примерно через месяц после выхода в море его высокую, чуть сгорбленную фигуру можно было увидеть на палубе даже в сильный шторм.

Всегда и со всеми он был очень предупредителен, даже приветлив. И тем не менее на окружающих Кириллов производил мрачное впечатление. Однажды, когда «Отважный» пробивался сквозь клочья тумана, повисшие над океаном, первый помощник капитана оказал, поглядывая на черную печальную фигуру на носу корабля:

— Похож на больного баклана.

Капитан Петров, любивший абсолютную точность не только действий, но и выражений, недовольно хмыкнул:

— А вы когда-нибудь видели больного баклана?

— Да где же его увидишь? Дичайшая птица. Так представляю себе.

— А если никогда не видели, то не к чему и говорить. Что, ежели ваши слова услышал бы кто-нибудь из матросов? Разве вам до сих пор неизвестно, что баклан садится на корабль перед несчастьем? Уместен ли подобный разговор, когда буря гонится за нами?