Александр Зорич: Время — московское!

Когда дело дошло до высадки десанта, адмирал Шахрави швырнул на стол несколько козырных карт.

Против наших капониров конкордианцы впервые за войну применили двенадцатитонные бомбы «Рух II», превосходящие по проникающей способности даже главный калибр линкоров. Дьявольская махина прошивала ледово-скальный панцирь, кумулятивной головной частью сокрушала бронеплиту и потолочные перекрытия, углублялась еще на несколько ярусов и только там, в глубине, подрывался главный силумитовый заряд.

Бомбы, естественно, были управляемые, поэтому каждая третья попадала куда надо.

Так были выбиты крупные узлы проводной связи, а радиосеть рассечена на изолированные анклавы завесами ионизированного воздуха. Эту операцию провели флуггеры информационной борьбы при помощи системы, подобной нашему «Сиянию», которую клонские энтли спешно скопировали после Наотарского конфликта.

Не останавливаясь на этом, конкордианцы замусорили атмосферу облаками фуллереновых паутинок, а эфир — традиционными радиопомехами.

В итоге сектора обороны Города Полковников были в информационном отношении изолированы друг от друга. Наши связисты не сидели сложа руки. Они лихорадочно прокладывали импровизированные линии прямо по поверхности, но насколько уязвимо всё, что лежит под открытым небом, можно не говорить.

Происходящее было печальной классикой и к этому готовились. Но никому и в страшном сне не могло присниться, что проклятые бетонобойки сделают бесполезной дорогущую сеть подземных кабелей.

А вот высадка клонского десанта проходила в неклассической манере.

В теории десант, работающий против серьезного укрепрайона, должен высаживаться на нескольких плацдармах, достаточно удаленных от периметра обороны. При этом рекомендуется иметь численное превосходство три к одному. Пока передовые отряды ведут разведку боем, на плацдармах накапливаются тяжелые танковые и ракетно-артиллерийские подразделения. После этого основная масса войск наносит концентрические удары туда, где оборона противника выявила свою слабость перед силовой разведкой. Укрепрайон рассекается на части, отдельные узлы сопротивления блокируются и — аплодисменты, занавес.

Все это совершенно правильно — при условии, что командование десантной операции действительно считает укрепрайон серьезным, а свои военно-космические силы недостаточно представительными. Но если зенитный огонь защитников слабеет с каждой минутой, если на орбитах развешаны ожерелья кораблей огневой поддержки, а сам ландшафт подсказывает нестандартные решения — отчего бы и не обнаглеть? Отчего бы не сочетать «правильное» танковое наступление на одном направлении со сковывающими действиями на других? И отчего бы кое-где не попробовать вскрыть оборону противника не снаружи, а изнутри?

То утро над Глетчерным я вспоминаю часто.

Поэтические вольности здесь неуместны, не буду называть солнце Города Полковников «кровавым». Звезда-гигант С-801 имеет цвет раздуваемых ветром угольев — красно-оранжевый. Иногда сходство усиливается спонтанными вариациями светимости, которые, как предлагают нам думать астровоенспецы, вызваны взаимодействием магнитосфер звезды и ближайшей к ней планеты — полужидкой С-801-1.

В свое время Бабакулов заметил, что если бы на какой-то из планет Восемьсот Первого парсека обитала гуманоидная раса, в ее мифологии был бы просто обязан появиться Небесный Грузин, который дует на солнце-жаровню, чтобы его шашлык поскорее дошел до кондиции.

На это Самохвальский, помню, сказал, что тут и эсхатология грамотная наклевывается: когда шашлык будет готов, Небесный Грузин затушит солнце за ненадобностью. (В тот раз я испытал острый приступ комплекса интеллектуальной неполноценности и тайком полез в словарь: что за «эсхатология» такая?)

Грузин по всем признакам был на месте и исправно работал. Поскольку Город Полковников расположен на экваторе, солнце поднялось уже высоко, светило основательно, но, как там заведено на любых широтах, не очень-то грело.

Итак, стояло солнечное, экваториальное, морозное, гремящее, страшное утро 16 марта 2622 года.

Отделавшись при взрыве на КПП легким шоком и не испытывая никаких эмоций, кроме раздражения по поводу ушибленного колена, я выбрался под открытое небо.

Точнее, нет. Сперва я шел между ледовыми откосами, над которыми были растянуты грандиозные полотнища надувного камуфляжа.

Для воздушных наблюдателей камуфляж первоначально создавал эффект бугристого ледового поля, но пара прямых ракетных попаданий и мириады осколков изрядно попортили эти фальшивые красоты природы.