Ли Бреккет: Все цвета радуги

— Они где-то здесь!

Дыхание срывалось в глотках, ноги разрывали подлесок, подошвы топтали землю.

— Ах ты, дьявол, я это выясню! Уж я это выясню, раз взялся!

— Что это ты собрался выяснить?

— Да правда ли, что они яйца кладут, или нет!

Хохот.

— Да у кого эта чертова бутылка?

— Погодите минутку, эй, все сюда, поверните фонарик назад: я слышу, как эти сволочи шевелятся!

— Эй!

Флин повернулся, расправил плечи, становясь между парнями и Руви. Один из парней направил фонарик прямо ему в лицо. Флин не мог их ясно разглядеть, но услышал голос того, которого называли Джедом. Этот голос обращался к нему:

— То-то, зеленка! Ты ведь так переживаешь, чтобы научить нас разным разностям, — несправедливо с нашей стороны брать и не отдавать ничего взамен, так что мы дадим тебе урок.

— Отпустите мою жену, — настойчиво потребовал Флин. — С ней у вас не было ссоры.

— Твою жену, ух ты! — присвистнул Джед. — Почем же мы знаем, что она твоя жена? Разве вы поженились здесь, по законам этой страны?

— Мы поженились по нашим собственным законам.

— Слыхали, ребята? Ваши законы у нас не в счет, зеленка, так что, можно сказать, вовсе вы не муж и жена. Так или иначе, она остается. Это часть урока.

Джед захохотал. Следом захохотали остальные.

Флин велел Руви на своем языке:

— Теперь — беги!

И прыгнул на человека с фонариком.

Сбоку сейчас же возник другой парень и ударил Флина по затылку — и не просто рукой. Возможно, суком дерева или металлическим прутом. Флин свалился, оглушенный болью. Он услышал, как закричала Руви. Он попытался еще раз крикнуть, чтобы она бежала, но голос его не слушался. Раздался звук чьего-то срывающегося дыхания, затем опять крики. Флин попытался подняться, и тут же твердая подкованная подошва пригвоздила его к земле. Железные кулаки колотили его по лицу. Джед наклонился над Флином и встряхнул его.

— Подержи его так, Майк. Я хочу быть уверенным, что он все слышит. Ты меня слышишь, зеленка? Урок первый. Ниггеры всегда держатся своей стороны дороги.

Удар. Кровь изо рта и боль.

— Руви!

— Да держи ты его, Майк, черт побери! Урок второй. Когда белый мужчина интересуется негритянкой, она не чванится. Это для нее честь, понятно? Она должна быть милой, счастливой и польщенной. Ясно?

Еще кровь, еще боль.

— Руви, Руви!

— Урок третий. И лучше ты его запомни и вывесь там, где все эти красные, синие, зеленые и пурпурные ниггеры смогут эту надпись увидеть. Никогда не поднимай руку на белого. Никогда. Что бы ни было.

Руви затихла. Больше Флин не слышал ее голоса.

— Ты это усвоил? Что бы ни было.

— Хей-хо!

— Преподай это ему, Джед! Растолкуй ему так, чтобы не забыл!

Темная ночь, гроза, красный свет, красная кровь, тишина, расстояние, одинокий тягучий, замирающий голос отдается эхом.

— Ну в точности как настоящая баба, вот черт, кто бы мог подумать!

Хохот.

Руви…

Все кончено.

Общественное мнение по этому поводу сильно негодовало. По всему миру газеты поместили передовицы.

Президент сделал заявление. Губернатор принес официальное извинение за свой штат и искренне пообещал найти и наказать банду людей, виновных в подобном беззаконии.

Гранд Фоллз оправдывался.

Оказалось невозможным отыскать ни одного свидетеля, чтобы опознать участников инцидента, который произошел в городе. Судья Шоу убежден, что он их никогда раньше не видел. Полицейский тоже. Само нападение, естественно, произошло за городом и в темноте. Флин не запомнил номер машины и как следует не разглядел лиц нападавших. Руви — тоже. Это мог быть кто угодно и откуда угодно.

Имя Джед само по себе ни о чем не говорило — в округе множество Джедов, и все они оказались не те. Того Джеда так и не обнаружили, а если бы его даже нашли, Флин со всей определенностью смог бы лишь опознать в нем человека, которого сам ударил перед отелем в Гранд Фоллз («Горячий он, темпераментный оказался, — прокомментировал судья Шоу. — Оскорбился, а ведь ничего особенного и не произошло. Просто он нас не понял, всего-то»).

Так что никого не нашли и не наказали.

Как только врачи разрешили ему дальние полеты, Флин объявил своей группе, что возвращается домой. С Галактическим Центром он уже договорился, на его место собирались прислать другого. На родной планете очень негодовали, но что будешь делать, если у разных миров разные ступени развития. Раз Земля еще не стала равноправным членом, она не подчинялась галактическим законам, и, поскольку будущее Вселенной важнее, чем действия нескольких личностей или чувства их жертв, ни о каких крутых мерах и речи не могло быть. И Флин признал, что это справедливо.