Ли Бреккет: Все цвета радуги

На долину обрушился дождь, длительный и обильный. Он лил без перерыва тридцать шесть часов. Земля пропиталась влагой. С каждой складки изрезанных неровностями склонов холмов струился грязный поток. Внизу эти потоки сплошь заливали плоскую равнину и вливались в реку по руслам, которые проложили для себя сами. А река, пробужденная от обычной кроткой безмятежности, ревела и катилась, точно новая Миссисипи, обрушивая берега и растекаясь, широкая и желтая, по полям, фруктовым садам, по дорогам, по улицам городка Гранд Фоллз, жители которого побросали свои дома и спасались на более высоко расположенных местах. Вырванные с корнем деревья и сломанные стволы бились о стены старых кирпичных домов на главной улице. Медные плевательницы всплывали все выше в вестибюле местной гостиницы, издавая траурный звон, когда сталкивались боками.

Тем временем высоко в горах, окаймлявших долину с северо-востока и с юго-запада, непрерывно работали два неких предмета, спрятанные там искусной рукой. Они назывались мини-зарядами и к земной технике отношения не имели. При нормальном режиме работы зарядов хватило бы на множество долгих дней, но сейчас они действовали с повышенной интенсивностью, швыряя в небо могучий поток заряженных частиц, чтобы посеять облака, плывущие над горами.

В долине все лил и лил дождь…

Это была его первая самостоятельная работа — и никакого тебе начальства ближе чем в Галактическом Центре, а Центр находится далеко.

Он отнюдь не испытывал уверенности, что справится с ней.

Он поделился сомнениями с Руви, сбавив ход тяжеловесной наземной машины, чтобы жена услышала:

— Ты погляди — как можно этот хаос превратить когда-нибудь в цивилизованный континент?

Она повернула голову — как всегда, необычайно быстрым движением — и спросила:

— Струсил, Флин?

— Пожалуй, да.

Ему было стыдно в этом признаться, в особенности из-за того, что в действительности его обескураживала не значительность и трудность работы, но сама эта планета.

В своем мире, на Минтаке, он был инженером по управлению погодой — это являлось одной из первоочередных задач науки, и Флин уже проделал исследовательские полевые работы на пяти крупных планетах, по крайней мере на двух из которых метеоусловия оставляли желать лучшего и работы был непочатый край. Но никогда Флину не приходилось бывать в местах, только-только начинающих приобщаться к галактической цивилизации.

Всего два десятилетия как Периферийное управление вступило в контакт с окраинными системами, а этого было слишком мало, чтобы произвести на них впечатление. Даже в больших городах пришелец вроде него, Флина, не мог пройти по улице, не привлекая к себе нежелательного внимания прохожих, и далеко не все проявления подобного внимания бывали вежливыми. Прибыв из миров Федерации с космополитическим населением, Флин с трудом воспринимал этот мир.

Но Галактический Центр восторженно относился к окраинным мирам, потому что в некоторых из них уровень развития цивилизации был на удивление высоким, при том что достичь подобного уровня удалось исключительно собственными силами. Центру не терпелось отправить туда преподавателей и технических инструкторов. Вот почему Флин раньше положенного срока был назначен на пост руководителя группы из четырех человек: планировщиков, экономистов, специалистов по управлению погодой.

В этом заключался исключительный шанс с блестящими надеждами на будущее, а повышенный оклад позволил Флину взять Руви постоянным своим помощником гораздо раньше, чем он надеялся. Его здесь тяготило не одиночество и не затрудненность контактов, а отсутствие уверенности в себе, чего он никогда не замечал за собой в мирах Федерации.

Руви сказала:

— Ну ладно. Предположим, я тоже боюсь. И жарко. Давай остановим это неуклюжее сооружение, подышим свежим воздухом. Вон, похоже, неплохое местечко.

Флин отвел машину с узкой дороги на участок земли, огороженный несколькими большими камнями — они отмечали съезд в долину. Руви вышла и остановилась возле камней, глядя вниз. Ветер прижимал вплотную к телу ее желтую блузку и взъерошивал мягкую серебристую массу коротких локонов на голове. Даже освещенная этим чужим солнцем, кожа ее блестела темно-зеленым оттенком юности и здоровья. У Флина всякий раз замирало сердце от сладкой боли, когда он смотрел на нее. Он подозревал, что так будет не всегда. Но боль эта радовала, сколько бы она ни продолжалась.