Александр Житинский - Часы с вариантами

Этот мальчик ничего не забыл, ни единого варианта. Он знал жизнь почти на полвека вперед.

Я оказался в семьдесят втором году, в декабре месяце.

Была середина дня. Я лежал в кроватке в детском саду, видимо отдыхая после обеда. Вокруг меня лежали современники.

Сначала я осторожно рассмотрел свои ручки и ножки, пытаясь к ним привыкнуть. Они были нежными и слабенькими. Я чуть не расплакался от жалости к себе, и мне стало страшно: что смогу сделать я в этом пространстве, обладая столь слабым телом, лишенный спасительных часов?..

Но раздумывать было некогда. В спальню вошла воспитательница Виолетта Михайловна, которую я смутно помнил взрослой высокой тетей с громким голосом. На самом деле она оказалась молоденькой девушкой, которая годилась бы мне в дочери и могла быть подругой Даши, находись мы в предыдущем пространстве. И росту она была невеликого, и голосок у нее был негрозен.

- Дети, пора вставать, - сказала она, проходя между кроватей. Я откинул одеяло, нашел свою одежду и со смешанным чувством стыда и изумления стал натягивать детские колготки.

- Сережа, тебе помочь? - спросила воспитательница.

- Благодарю. Я сам в состоянии, - ответил я. Она удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Дальнейшие события показали, что в этом пространстве мне нужно быть весьма осторожным, чтобы сохранить в целости психику окружающих. Уже после полдника на занятиях по лепке из пластилина, что мне было как-то неинтересно, я отвлекся и, найдя на столике Виолетты Михайловны газету "Комсомольская правда", углубился в нее. Мне хотелось узнать, что происходит в мире, точнее, что происходило в мире в период моего раннего детства. Просматривая хронику международных событий, я почувствовал, что кто-то смотрит на меня. Я поднял глаза. Виолетта Михайловна стояла рядом, глядя на меня с неподдельным ужасом.

- Сережа, что ты делаешь?

- Читаю, - сказал я. - Разве не видно?

- Ты умеешь читать? - растерянно спросила она. - Мы же прошли всего три буквы...

- Мне достаточно, - ответил я и снова углубился в чтение.

- Ах ты проказник! Ты разыгрываешь меня! - рассмеялась она, давая мне легкого шлепка по задней части. - Иди лепи зайчика.

- Виолетта Михайловна, вы позволите мне не лепить зайчика? - вежливо спросил я. - Меня больше интересуют ближневосточные проблемы.

У нее остановились глаза, а затем она вихрем вылетела из комнаты. По коридору застучали ее каблучки.

"Видимо, побежала к заведующей", - подумал я, свертывая газету.

Когда Виолетта Михайловна вернулась с нашей пожилой заведующей, я уже мирно лепил зайчика, общаясь со своими сверстниками по пространству.

- А мой зайчик лучше! - сказала моя соседка, белокурая толстая девочка с бантом.

- Я бы не сказал, - пожал я плечами.

Воспитательница и заведующая смотрели на меня во все глаза.

- Лучше! Лучше! - выкрикнула подружка и смяла моего зайчика. Я понял, что если сейчас иронически усмехнусь и проявлю рыцарскую сдержанность, то меня тут же уведут на обследование к детскому невропатологу. Поэтому я, переживая внутренний стыд, ибо был человеком воспитанным, вцепился ей в бант, крича:

- Мой зайчик лучше! Мой! Зачем ты испортила моего зайчика?!

Заведующая и Виолетта Михайловна облегченно вздохнули, оттащили меня от приятельницы и поставили в угол. Там у меня было время обдумать стратегию поведения в этом пространстве.

Необходимо было снова стать ребенком, иначе хлопот не оберешься. С другой стороны, поддерживать искренние контакты со сверстниками - это значит обречь себя на духовный голод. Два года лепить зайчиков, а потом идти в первый класс?.. Утомительно.

Трудно, практически невозможно не обнаружить своего интеллекта, обладая им. Впрочем, справедливо и обратное.

Я весь извелся, ожидая, пока мама заберет меня из садика. Я очень волновался Несмотря на то, что мы расстались с мамой несколько часов назад, я почти физически ощущал пропасть в сорок лет, через которую я перелетел. Какой я встречу маму? Узнаю ли я ее?..

На музыкальном занятии разучивали песню "Пусть всегда будет солнце". Текст я прекрасно помнил, поэтому исполнил песню первым, заслужив поощрение воспитательницы. Когда пел "Пусть всегда будет мама", на глаза навернулись слезы. Проклятая старческая сентиментальность! Мои одногруппники повторили припев нестройным хором без всякого чувства. Они еще не знали, что мама это не навсегда. Я испытывал жалость к этим детишкам и одновременно завидовал им.