Александр Житинский - Часы с вариантами

Со стороны можно было подумать, будто он говорит о проводах на вокзале.

- Улетай, мой мальчик. Тебе еще предстоит много испытаний, - продолжал он.

- Что ты говоришь?! - с досадой закричал я, но тут же вспомнил, что разговариваю с человеком, который послезавтра умрет. - Дед, милый, я не знаю, как тебе сказать... Зачем ты мне их подарил? Что мне теперь делать?

Я едва не заплакал, как первоклассница, ком стоял в горле.

- Ага, я же тебя предупреждал! - ехидно отозвался дед. - Сам виноват. Нечего было их крутить. Экспериментатор! Давай уматывай отсюда, чтобы я тебя больше не видел!

Он прогонял меня в другое пространство.

- Как же "уматывай"? Я же не на ракете, в самом деле... Здесь же останется другой "я"...

- Вот он меня и проводит, - тихо сказал дед. - Прощай, мой мальчик. Не возвращайся больше ко мне, не надо... Я не мог ответить, горло сжало.

Я стал готовиться в дальнюю дорогу. Я сразу понял, что прыгну далеко, чтобы раз и навсегда проститься с неудачами юности, начать новую жизнь и забыть о волшебном даре, полученном в подарок от деда.

Можно было, конечно, перепрыгнуть неприятную процедуру похорон и явиться первого сентября в десятый класс, как ни в чем не бывало. Но мне это почему-то казалось подлостью. Да и встречаться с друзьями больше не хотелось. Слишком много я накрутил в последнее время, слишком запутал отношения да и сам запутался во времени, чтобы так вот запросто явиться к ним с безмятежной физиономией.

И хотя я точно знал, что они не имеют понятия о моих прыжках и время текло для них обычным путем, поскольку они ничего не помнили о возвратах, мне все же казалось, что каждый мой шаг им известен.

Нет-нет, улететь далеко, распрощаться с этими унизительными годами, когда тебя не считают человеком, а так, каким-то полуфабрикатом человека, а вся твоя жизнь не имеет самостоятельной ценности, служа лишь подготовкой к той, настоящей, взрослой жизни. Улететь, и дело с концом! Там разберемся.

Я готовился всерьез, прощался надолго, навсегда. Сентиментальный комочек в горле сопровождал мое прощание. Я вышел к ужину, удивив маму, был кроток и тих. Я смотрел на маму и сестру, стараясь унести этот миг с собой, потому что он никогда более не повторится. Я вдруг увидел, что у мамы на указательном пальце левой руки белеет кусочек пластыря. Она вчера чистила рыбу и порезала палец. Мне захотелось поцеловать этот палец, чтоб быстрее зажило. И я бы сделал это, если бы не боязнь показаться ненормальным.

А я был нормальным, более нормальным и внимательным к жизни, чем когда-либо прежде!

Внезапно Светка подурнела лицом, вся ушла в себя, а через минуту просияла:

- Мама! Он толкается изнутри!

- Ничего страшного, - улыбнулась мама.

- Серый, хочешь пощупать? - она подошла ко мне, и я положил ладонь ей на живот. Он был тугой и теплый, как арбуз на бахче. И вдруг что-то слабенькое, но упругое толкнуло меня в ладонь и затаилось, будто испугавшись дерзости.

Это был мой племянник Никита, с которым мы встретились буквально через полчаса.

Все это может показаться смешным, но у меня на глаза навернулись слезы, и я поспешно ушел к себе в комнату, не допив чая.

Медлить было нельзя. Я знал, что каждую минуту может раздаться звонок и дедова экономка, рыдая... Не думать об этом! Все уже решено.

Я окинул прощальным взглядом свою комнату, где каждый предмет был родным: гитару, магнитофон с кассетами, джинсы и кроссовки... Интересно, что из них встретит меня там? Посмотрел и на мусорную корзину под письменным столом, из которой возвышался ворох порванных в мелкие клочки бумажек. Вчерашний день, готовясь к будущему, я уничтожил некоторые документы, которые посчитал ненужными и компрометирующими меня в новой жизни. Среди них были школьные дневники, записки от девочек - наследие седьмого класса, тоненькая тетрадка со стихами, вернее, с песнями, которые я пробовал сочинять год назад, когда мне купили гитару, и открытки от отца с видами разных уголков земного шара, откуда он вел свои репортажи.

Оставив все это после себя в сохранности, я рисковал встретиться с моим прошлым в будущем. А я не хотел этого. Я полностью порывал с собою, вернее, с ним - этим бездарным и непоследовательным типом, вялым и ленивым созерцателем, эгоистом Сергеем Мартынцевым, оставляя его доживать юность в своем унылом временном пространстве без всякого волшебного дара. Я летел в другие пространства и миры, где уже сейчас разворачивалась моя ослепительная взрослая жизнь.