Отложил Андрей тетрадь, к окну повернулся.
А за окном вагона поезда бесконечно зелёный океан тайги, мыслью не обогнать. Синь озёр и рек, уходящих в небо, глазами не высмотреть. Не рассказать, сколько городов на бескрайних просторах её земель… Необъятно бесконечны просторы Родины, огромного и могучего государства Земного шара. Родина – непотопляемый континент Евразии. А территории поболее, чем у бога в закромах небесных. И с высоты полёта ангела, пол планеты – Россия…
Вздохнула Воза Андреевна, R/A9kmm… Пройдёт не так много времени и не станет на мировой карте огромной российской державы, так же, как не стало цивилизаций ацтеков, инков, ольмеков, тотельмеков, теотиуакан, тиуанако, майя… и многих других… Территории огромного государства станут иноземными вотчинами… А с бескрайней сибирской земли будут днём и ночью качать нефть и газ, выгребать алмазы и прочие полезные ископаемые, и минералы… Сказочный книжный персонаж царь Кощей, который «над златом чахнет», – голь перекатная перед сокровищницей Сибири. А вся тайга попадёт под крупномасштабную вырубку… пойдёт под топор предприимчивых косоглазых соседей.
Поселился Андрей в городе Хабаровске. В местной гостинице у железнодорожного вокзала. Пожить, посмотреть, что и как. А на обратном пути можно и в лукоморье сибирское закатить, пошастать по неведомым дорожкам, невиданных всяких всячин глазом пощупать. Почти целая жизнь ушла на покорение Сибирского царства Ерофеем Павловичем Хабаровым. С бронзового пьедестала в вечном дозоре осматривает он воеводство государства российского. Выразил Андрей почтение воеводе, побеседовав с постаментом. До Сахалина уже рукой подать, куда японские империалисты косым оком зыркают. Но новости с большой земли тормозили колесо истории. События перестройки разболтали шатающийся механизм коленчатого вала, навредив его зубчатым шестерёнкам. Повредив фундамент государства, чтобы воздвигнуть архитектурный ансамбль хаоса. Советскую Хиросиму. Коммунистический судный день. Нажилилась страна для рывка… и обгадилась…
Киру Андрей не вспоминал… Только несколько мгновений сладкого сна в чистое летнее утро. Когда проснувшись и очутившись в реальной жизни – хочешь возвратиться назад, как в детство. Но назад дороги не было. Дорогу в рай из жёлтого кирпича лепят и обжигают, горбатясь, грешники ада.
Но слова дочери Изумруда, оставленные в памяти его, проявлялись видениями образов. Размытые, в цветах грозовой радуги. И ясные, вспышкой неосмысленной галлюцинации. Иногда долей секунды. Иногда минутой высвечивалась гармония фантастических фрагментов. Будто спал он с открытыми глазами. Или некто из космического измерения пытался достучаться к нему, нагромождая мысли.
Если существует высший разум, который соотносят с божеством – Создателем, то как он смог бы общаться с низшим организмом? Как человек с микробной палочкой. Боги – друзья мудрецов – трактовал Диоген. Можно по-приятельски поделиться тайной? Нет. До всего должен сам докопаться мозг. Превращение закономерного хаоса – в шедевр. Наблюдая жизнь глазом внутреннего маэстро-творца, напрягая природный разум.
Как в вертолет воплотил конструкторскую мысль стрекозы авиаконструктор Сикорский. Используя свою и её «гениальность», завершив соискательский поиск.
Собирая из потускневших обрывков дневник слепого Изумруда, он восстанавливал образ больного старика, прикованного железной волей к мысли. Разгребая память прошлого, как археолог.
Он понял, что создавал мыслитель философский труд, фундаментально опираясь на личный опыт. Открывая в человеке сверхъестественную возможность иного восприятия мира. Овладевая внутренними скрытыми силами организма. Человек сможет всё, понял Андрей.
Обрывки записей Изумруда оказались сокровищницей. Многое осталось предполагать. Любой придуманный сюжет может быть правдой жизни. Или уже был, или еще будет. В общем, без мелких подробностей. Откупорив философскую закономерность, мастер создавал модель бессмертного разумного «начала» – вечного космического двигателя жизни.
Творческим столиком ему служила обшарпанная крышка унитаза. Он запирался в сортир и дымил папиросами. Создавая по крохам из мысли – труд. Талант невольно съедал его жизнь. По комнатам призраком шастал Пипыч в поисках спиртного духа. Шарил наглым глазом в замочной скважине дядя Алёкся. Иногда появлялась старшая дочь Кира с визитом подаяния.
Читать дальше