Марат Байпаков - Эрис. Тихе

Мои хоры, скажу вам любимые слова моего отца: «Не место украшает молитву, а молитва возвышает место общения с богами». Мудрые слова? – Шеренги одобрительно молчат. Разумные речи аристократа ободряют слушателей. – Конюшни теперь храм. А наша подготовка к литургии – это молитвы в драках. Старательно молитесь. Боги с небес должны видеть наше искреннее рвение. Дионис-благодетель, одаривший меня, недостойного, богатством виноделия, прими скромные бранные упражнения подношением в твою честь.

Драматург от слов корифея, авторитетного, единодушно выбранного наставника двух хоров, впадает в задумчивость. Шеренги расходятся на пары. У пар появляются деревянные кинжалы, ксифосы. Лица тщательно заматываются тряпками. Плащи становятся щитами-нарукавниками.

– Хоревты, приступайте. – Корифей взмахивает правой рукой. Упражнения начинаются без задержек. Протагор подходит к Фрасиклу, что-то шепчет на ухо.

– Софист, выйди к драматургу. – Слова корифея вызывают смех. Поединки прекращаются. Гаморы-трапезиты ждут появления «софиста».

– Нехорошо забывать об обязанностях. – Полутораст Пахет корит выходящего. Объявляется голубоглазый «софист» в набедренной повязке. Юноша-эфеб, гамор, ему едва девятнадцать, среднего роста, широкоплечий, жилистый, в твёрдых мускулах. Открытое загорелое лицо «софиста» с квадратным подбородком шутливо изучает беспечное веселье наигранно-наивного детского образа, вызывая среди артистов вторично смех. «Софист» чинно кланяется гогочущим шеренгам. Поворачивается к корифею, уже с серьёзным лицом.

– Софист, сегодня ты… обучаешь науке кинжального сражения драматурга… – Фрасикл укладывает правую руку на плечо «софисту». В представлении хорам известный забияка не нуждается. – …Как и вчера, впрочем. Ловкач, ты нам пример для подражания, только во владении короткой бронзой, конечно.

От щедрой похвалы старшего по возрасту-званию юноша-гамор вздрагивает уже не в шутку, теряет дар речи, прикладывает благодарно обе руки к груди. Повышение ранга в обществе достойных отмечено при трёхстах свидетелях. Хвала от товарищей одурманивает ловкача. От нахлынувшего блаженства «софист» -эфеб закрывает глаза. Вид у юноши в точности как у закрывающего грандиозно проведённый симпосий симпосиарха. Нет только пышного пиршественного венка, съехавшего на щёку. Волна смеха, по высоте звука двукратно превосходящая предыдущие, окатывает поместье Полидама. Столь хвалимые в нравах Фрасиклом четвероногие отзываются людям испуганным ржанием. Корифей вкладывает два пальца в рот. Пронзительный свист оканчивает смех. Ливень усиливается. Становится прохладно. Ряды берутся за тренировку.

– Мой Протагор, – Ловкач почтительно склоняется перед старшим по возрасту. – Я не понял мотивации Зевса в трагедии. – Карие глаза «софиста» -кинжала встречаются с твёрдым взглядом драматурга. – Зевс собирается низвергнуть отца Кроноса ради… славы ? Или Зевс идёт на стасис ради тирании среди богов?

– Протагор, можно я отвечу за тебя? – Корифей вступает в разговор. Тренировка вновь прерывается. – Салеф, скажи мне, ты слышал, когда я пел:

Фрасикл, важно продекламировав пояснительный отрывок, не дожидаясь ответа от «софиста-ловкача», извиняется перед драматургом:

– Мой Протагор, не держи обиду на Салефа. Салеф – парень славный, только чересчур прилежный. У него и отец был таким – застал отца Салефа. Всегда за Салефом замечал: что ни доверишь ему – выполнит. Но старается так усердно над порученным – совершенно ничего не слышит вокруг…