Юрий Яровой: Подарить вам город?

— Он жил здесь в последний раз, — не очень внятно и опять споткнувшись, теперь уже на слове «последний», объяснила она, и Лавров наконец сообразил:

— А! То-то мне знакомо это название… Значит, он здесь и покончил с юдолью земною?

Она ничего не ответила и отвернулась к окну. А он почувствовал, что есть ему в этой роскошной столовой расхотелось совершенно.

— Что бы вы хотели посмотреть в Ленинграде? — спросила она, когда они вышли из столовой под дождь.

— Ну что… Музеи, конечно.

— В Ленинграде сорок восемь музеев, — сказала она, чуть улыбнувшись.

— Вот как? Ну тогда в Эрмитаж.

Она подумала о чем-то своем и стала рассказывать об Исаакии, о его архитекторе Монферране, о памятнике Петру I, напротив которого они стояли… А потом вдруг перебила сама себя:

— Давайте лучше пойдем в Русский музей.

— Всегда готов! — шутливо отсалютовал Лавров и взял своего гида под руку.

После обеда настроение у Лаврова исправилось совершенно. Да и почему бы нет? Номер в гостинице отличный, с видом на этот самый Исаакии, о котором она наговорила столько любопытного, обед тоже был превосходный… Так почему не сделать приятное для пичуги, которая все это ему организовала? Русский так Русский, пешком так пешком. Вот только дождь…

— Вы в самом деле любите дождь?

На этот раз он, кажется, угадал — его спутница оживилась.

— Вам повезло, — сказала она с улыбкой. — Настоящий Ленинград можно увидеть только в такой дождь. Видите, — обвела она вокруг себя рукой, как смягчены, размыты все краски и линии? Он и есть такой, мой город, мягкий, нежный…

— Ого! — воскликнул Лавров. — Вы прямо как в любви объясняетесь.

— А я люблю мой город. — В ее голосе прорвались вызывающие нотки. — И вы, если бы пожили дольше у нас, тоже бы его полюбили.

— Да? Возможно, — согласился Лавров и вновь, теперь уже с интересом, оглядел своего гида: высокий чистый лоб, на бровях блестят капельки дождя… «А в ней, пожалуй, что-то есть, — решил он. — Да и лет ей не меньше двадцати пяти», — сообразил он, разглядев у глаз морщинки, и это открытие неизвестно почему его обрадовало.

Русский музей поразил Лаврова своей грандиозностью, пышностью, бесконечностью…

— Откуда вы все это знаете? — окончательно запутавшись в именах художников, в картинах, течениях, школах и модах, сказал Лавров, и против воли в его голосе прорвалось раздражение. Она уловила эти нотки раздражения, бросила на него внимательный, а ему показалось — насмешливый взгляд и взяла его под руку:

— А Эрмитаж в два раза больше Русского. Пойдемте, я устала.

Они присели на диванчик в зале Айвазовского, и Лавров сообразил, что этот отдых она устроила не себе, а ему.

— Вы что — штатный гид в СКБ? — спросил он грубовато, давая разрядку своему раздражению.

Она опять на него глянула — быстро, с улыбкой и сказала:

— Я закончила модель крана. Следующая работа — ваша машина. Вы привезли чертежи общего вида?

— Привез, — буркнул Лавров — не ожидал, что дизайнером его машины будет эта пигалица.

— Я вам придумаю хороший силуэт, — рассмеялась она. — Вы не будете на меня сердиться. У вас будет красивая машина.

Лавров молчал. И тогда она снова рассмеялась — тихо, в кулачок:

— Я ведь закончила институт имени Репина. Это, знаете, бывшая Российская академия художеств. И у меня уже есть диплом за автопогрузчик. Диплом первой степени, между прочим, второе место.

Лавров усмехнулся:

— А вы умеете…

— Подать себя? — опять рассмеялась она, теперь уже открыто.

— Не городите чепухи, — рассердился он. — Как вас звать?

— Томи.

— А правильно?

— Томи.

— Но отчество-то у вас есть?

— Есть. Но я не люблю, когда меня зовут с отчеством. И вы меня не зовите, ладно?

Лавров усмехнулся и посмотрел на нее ее же взглядом внимательно-изучающим. Томи выдержала взгляд, осторожно дотронулась до его руки и сказала:

— Посмотрите, какая уравновешенность в картинах Айвазовского. Да и вообще все старые мастера очень много уделяли внимания уравновешенности композиции… А мне, знаете, за что присудили диплом? За четкость и лаконичность силуэта. Я ведь скульптор. Скульптор-неудачник, да?

Лавров, мельком глянувший на «Девятый вал», на который она показала рукой, теперь озадаченно, с удивлением рассматривал ее лицо: тот же высокий лоб, те же серо-голубые глаза, тот же длинный безвольный рот… Но сколько жизни, сколько радости в облике этого серого воробышка!

— Знаете что, — поднялся Лавров неожиданно для самого себя. — Я страшно не люблю гидов. И музеи в том числе. Пойдемте отсюда на свежий воздух — я хочу посмотреть ваш любимый город. И вообще: давайте лучше я буду вашим гидом. А то смешная ситуация: такой огромный детина на поводке у…