Борис Лапин - Ничьи дети (сборник)

Не боясь проиллюстрировать пристрастие к вкусовщине, скажу, что из произведений писателя наиболее характерными для Бориса Лапина являются, на мой взгляд, такие вещи, как повести «Первый шаг» в «Под счастливой звездой», рассказы «День тринадцатый», «Лунное притяжение» и «Конгресс». Это не значит, конечно, что остальные повести и рассказы следует отнести к неудачам. Отнюдь нет! Просто в перечисленных вещах сталкиваешься с наиболее полным, так сказать, раскрепощенным выражением авторского замысла, глубоко и разносторонне осознанного и — что очень важно! — прочувствованного писателем. Иначе произведения эти не имели бы такой силы воздействия на читателя, не казались бы настолько реальными, не вызывали бы встречных мыслей, споров, дискуссий!

Почти во всех произведениях данной книги, как легко заметить, Бориса Лапина интересуют в первую очередь люди, их судьбы, порою странным образом пересекающиеся, и глубинные, иной раз почти неразрешимые в силу сложности жизненной диалектики конфликты. И за всеми этими «человеческими историями» проглядывает нечто большее, чем бытописательство со скидкой на гипотетическое будущее. Писатель пытается уловить движение времени через призму людской психологии, решать проблемы не абстрактно-отвлеченные и в общем-то достаточно освоенные современной фантастикой, а близкие и понятные читателю конца столетия, ибо последний мыслит уже масштабами ж перспективами глобальными, космическими, способен видеть не только сиюминутное, но и то, что ныне лишь намечается как ростки века XX.

Приметы времени узнаваемы и в повести «Ничьи дети», действие которой разворачивается в одной из стран Латинской Америки, борющейся за независимость. Здесь фольклорное начало тесно переплетается с детективным сюжетом, а лирическая линия партизанского связного Старика мирно соседствует с главами и эпизодами явно памфлетными. И если Айз и его друзья «стриженые», Командир, министр в правительстве «акул» Тхор и некоторые другие персонажи в чем-то повторяют уже известные клише, то Старик, Джо Садовник и особенно сентиментальный ученый-садист Климмер безусловно оригинальны.

Они, приметы времени, как бы движут сюжет в рассказе «Лунное притяжение», где остро ставится вопрос этики ученого, нравственности или безнравственности научно-технического эксперимента. Они же так или иначе находят отражение в повести «Под счастливой звездой», как бы приоткрывающей читателю страницы светлого будущего. Рисуя человека недюжинных способностей, сильного характера, редкого обаяния, автор на примере Руно Гая убеждает: счастье — в деянии, каждый — кузнец своего счастья. А вместе с тем читатель задумывается о том, что и в будущем человек останется человеком со всеми своими сильными и слабыми сторонами, что и в будущем ждут его и «муки творчества», и вечная неудовлетворенность ученого или поэта, и неразделенная любовь — лишь требования его к себе неизмеримо возрастут.

Вообще для Б. Лапина характерно острое чувство животрепещущих проблем времени. Актуальностью отличаются даже юмористические рассказы. Шутейно-затейливый, на редкость колоритный рассказ «Конгресс», например, обращен на деле к проблемам далеко не отвлеченным — к проблемам семьи, изменений ритма и уклада жизни, когда наряду с новыми, приобретениями люди теряют и что-то ценное, выпестованное столетиями народной мудрости.

Кстати, о колорите фантастики. Говоря, о самобытности, писателя, нередко имеют в виду лишь сумму оригинальных научно-фантастических идей, прозвучавших в его произведениях, иногда вспоминают еще образы героев… Но ведь колорит, создается целым комплексом особенностей, творчества. Он и в образе мышления, и в необычном ракурсе мировидения, и в умении владеть словом. Думается, «Конгресс» как раз иллюстрирует мастерство Бориса Лапина в этом смысле — слово, живописующее образ или коллизию, выбирается с осторожностью, и точностью, слово выстраивается в стилистическом ряду в той и только той последовательности, которая создает ощущение зримости и достоверности происходящего, даже если речь идет о чертях, домовых и прочей «нечисти»…

Подобные произведения дают основание для серьезного разговора о сибирской фантастике с ее неповторимым колоритом, пусть даже не всегда этот колорит касается непосредственно содержания, а тяготеет больше к форме. В этой связи стоит вспомнить имена таких фантастов-сибиряков, как Сергей Павлов, Аскольд Якубовский, Виктор Колупаев, Вячеслав Назаров, Дмитрий Сергеев. Борис Лапин тоже из тех, кто привносит в фантастику ощутимые региональные черты, обогащая ее художественно, а главное — знакомит всесоюзного читателя с сегодняшним днем Сибири, с ее славным завтра. Да и кому, как не им, писателям-сибирякам, отражать в своих книгах величественную панораму грандиозных преобразований края, зримо и образно запечатлевать не контуры, а яркие по действительности художественных реалий картины будущей, грядущей Сибири!