Сэмюэль Дилэни: Падение башни (сборник)

Джон шел по коридору. В одной из комнат, куда он не входил, герцогиня Петра стояла у окна, глядя поверх городских крыш богатых домов купцов и промышленников, поверх похожих на муравейники зданий, где жили ремесленники, клерки, секретари, кладовщики, а ниже их — вонючие переулки Адского Котла.

Утреннее солнце горело в ее рыжих волосах, белило ее лицо. Она приоткрыла окно, и ветер колыхал ее голубое платье, пока она рассеянно касалась дымчатого камня на серебристой цепочке, висевшей на ее шее.

Джон все шел по коридору.

* * *

Еще за одной дверью старая королева лежала на груде матрацев, угнездившись в центре огромной, в форме морской раковины, постели. Ее белые волосы были свернуты в узлы по бокам головы, рот слегка приоткрылся. Она дышала со свистом. Над постелью висел портрет последнего короля Олсена. На ночном столике стояло дешевое в ладонь величиной плохо нарисованное изображение ее сына, короля Оска. Она потянулась во сне, ударила по нему, а затем ее рука упала на край постели.

В соседней со спальней королевы-матери комнате Лит, принц королевской крови, наследник и претендент на трон империи Торомона, сидел в пижаме на краю постели и протирал глаза.

Тонкие ноги четырнадцатилетнего мальчика висели неуклюже и сонно. Как и его брат, он был хрупок и светловолос.

Все еще моргая, он надел белье в брюки, застегнул рубашку, взглянул на часы и нажал кнопку интеркома.

— Я проспал, Петра, — извинился он. — Но теперь встал.

— Ты должен научиться вставать вовремя. Помни, что ты наследник трона Торомона. Не забывай этого.

— Хотел бы забыть. Иногда.

— Никогда не говори так. Никогда даже не думай такого.

— Прости, Петра, — сказал Лит. Его кузина-герцогиня как-то странно вела себя с тех пор, как два дня назад прибыла из своего островного государства. Она была на пятнадцать лет старше его, и из всех членов семьи была для него самой близкой. С нею можно было забыть о короне, которая всегда как бы качалась над его головой. Его брат был слаб здоровьем, и даже, как поговаривали, не в своем уме. Однако, сейчас сама Петра указывала на золотой обруч королевства Торомона. Это казалось изменой.

— Во всяком случае, я здесь. Что ты хочешь делать?

— Пожелать тебе доброго утра, — улыбка в ее голосе вызвала ответную и на лице Лита. — Помнишь, что я рассказывала тебе вчера о заключенных в тетроновых рудниках?

— Конечно. Я долго не мог уснуть, все думал об этом.

— Ну, — сказала Петра, — когда стража сменилась, стражник стал спускаться, и его захлестнула веревка. Другой стражник побежал кругом, посмотреть, что случилось. Беглецы бросились через обыскивающий луч в лес и... — она помолчала. — Во всяком случае, один. Двух других поймали. И убили.

— Да? И это все?

— Примерно.

Накануне вечером, они сидели тогда в саду, через час после наступления темноты, и она подробно рассказывала о попытке трех заключенных бежать с рудника. Она закончила тем, как трое скорчились у лестницы, в темноте, под дождем, ожидая возможности броситься в лес.

— Что ты имеешь в виду? — вчерашний рассказ был полон деталей: обращение с заключенными, их старания прорыть туннель, предосторожности, предпринятые ими: зримые описания тюрьмы, заставлявшие его вздрагивать, словно он сам жил в этих промозглых лачугах. — Нельзя же закончить вот так! Каким образом их поймали! ? Который убежал? Круглолицый с веснушками? Как они умерли?

— Тяжело, — ответила Петра. — Нет, веснушчатого поймали, и хромого тоже, утром принесли их тела и бросили в грязь перед бараками, чтобы отбить у других охоту к таким попыткам.

— Ох! А как насчет убежавшего?

— Лит, я хочу предупредить тебя: в скором времени ты, может быть, втянешься в приключения и захочешь забыть некоторые вещи, вроде того, что ты принц Торомона. Но ты не забывай этого, Лит. Не забывай.

— Какие приключения, Петра?

Она опять не ответила на его вопрос.

— Помнишь, я описывала тебе тюрьму? Что бы ты сделал, если бы был королем и правил этими заключенными, с их гнилой пищей, крысами, ежедневной четырнадцатичасовой работой в рудниках?

— Ну, я не знаю, Петра, — неохотно ответил он. — Наверное, поговорил бы с Советом и выслушал, что скажет Черджил. Наверное, все зависело бы от личности заключенных, от их вины и от того, конечно, как люди относятся к этому. Черджил всегда говорит, что ничего нельзя делать второпях...

— Я знаю, что говорил Черджил, а что я говорила, ты помнишь?

— Как насчет третьего, который убежал?